Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отрывок № 3
Примерно три квадратных километра бугров и впадин, поросших верблюжьей колючкой. Этюд в серых (желтовато-зеленоватых) тонах. Пепельное от зноя небо. По буграм и впадинам, вздымая белую пыль, вполне целенаправленно бежит группа военнослужащих — человек пять-шесть.
На первый взгляд, нормальные армейские будни. Бегут люди защищать Отечество. Но это, повторяю, на первый взгляд.
Вся прелесть ситуации заключается в том, что ни один из бегущих понятия не имеет, куда и зачем он бежит. То ли объявили готовность, то ли кому посылка пришла. Просто кто-то побежал первым. Потом смотрит: вокруг тоже бегут. Значит, тем более надо бежать. А ревун у нас вторую неделю как сломан, и команда сокращённому расчёту прибыть на боевые позиции передаётся из уст в уста.
Через некоторое время у кого-нибудь что-нибудь собьётся, и он остановится. Глядя на него, остановятся и другие. Ошалело переглянутся. А чего это мы, семь-восемь-мать-честна, бежали?
Отрывок № 4
На первый взгляд в Уставе прописано всё, вплоть до того, левый или правый рукав должен сначала опростать часовой, сдавая пост и уступая тулуп сменщику. Представьте, левый, ибо, пока оружие в правой руке, враг тебя врасплох не застигнет.
И всё же кое-какие мелочи остались неучтёнными. Рядовому составу в Средней Азии взамен пилотки полагалась панама защитного цвета, однако нигде в Уставе не было упомянуто, допустимо ли проминать тулью на ковбойский манер или же ей надлежит пребывать исключительно в выпуклом состоянии.
В нашем дивизионе проминали. Но не дай бог попасться в подобном виде на глаза подполковнику Сугоняко:
— Эт-то у кого там женский орган на голове?! Два наряда вне очереди!
Поэтому тулья проминалась не только из эстетических соображений, но ещё и назло подполковнику.
Любопытно, что командир соседней воинской части, напротив, терпеть не мог непромятых панам:
— Эт-то у кого там мужской член на голове?! Два наряда вне очереди!
Естественно, стоило начальству удалиться, взысканный рядовой немедленно снимал головной убор и распрямлял тулью ударом кулака.
Не так ли вся наша жизнь…
Отрывок № 5
Батырхан Бутабаев был вызван зачем-то в штаб. Вернулся задумчивый, встревоженный.
— Боря, ты чего?
Отвечает не сразу. Чувствуется, что потрясён. Наконец признаётся:
— Там на столе в штабе анкета лежит. Подполковника Ляховича.
— И что?
— У него там написано: еврей, — с трепетом произносит Батырхан.
— Ну! Еврей. А в чём дело-то?
— Слушай, как ему не стыдно?
Отрывок № 6
Срывались мы с ефрейтором Марасановым в самоволку далеко не просто так. Выпить вина и закусить помидором без щемяще умной беседы казалось обоим делом скучным и недостойным. И мы учиняли подробный персональный разбор той или иной личности из нашей части. Раскалывали, по выражению Марасанова. Нет-нет, не подумайте, это не было обычным перемыванием косточек: личные отношения — побоку, нам хотелось докопаться до сути, понять, чем человек живёт. Естественно, далеко не всякий сослуживец удостаивался нашего внимания.
Ну а что вы хотите? Читать было нечего. Книга в дивизионе — предмет уникально редкий. За время службы я видел там всего четыре книги. Пятую прислала по моей просьбе жена.
Чем-то же надо было утолить духовный голод!
Разливаем по первой.
— Ну? — предвкушающе говорю я. — И кто у нас на повестке дня?
— Майор Кривенюк, — без колебаний отвечает Марасанов.
— Почему Кривенюк?
— А о нём сказать нечего.
Истинная правда. Командир второго огневого дивизиона майор Кривенюк загадочен уже тем, что нет в нём никаких загадок. Но мы-то с ефрейтором Марасановым точно знаем: так не бывает. Есть загадка, есть — и, уверяю вас, когда допьём вино и доедим помидор, тайна майора Кривенюка будет, скорее всего, раскрыта.
— Уставник… — без особой уверенности начинаю я.
— А мышей не ловит, — уточняет Марасанов.
Именно так. Живёт по Уставу, но помимо Устава пальцем не шевельнёт. Временами требует от офицеров, чтобы те наладили наконец дисциплину, однако как-то всё не по делу. То ли плохо представляет себе вверенный ему дивизион, то ли просто служба надоела до чёртиков. Возможно, пьёт, но выпившим его никто ни разу не видел (я однажды увижу, но это случится позже). Наверняка человек семейный, однако о семье его также ничего не известно. Скажем, про «деда» Сапрыкина мы хотя бы знаем, что у него сын-двоечник Яшка, а об этом — полное отсутствие сведений, слухов и сплетен.
— Выше майора уже не подымется… — задумчиво предрекает Марасанов. — Разве что на дембель звезду подкинут…
— И выше комдива…
— То есть просто неудачник?
Оба в сомнении поджимаем губы и разливаем по второй.
Неудачник… Так-то оно так. Затерянная среди колхозных виноградников ракетная точка карьерного роста не предполагает. Кроме того, группа дивизионов «Тантал» считается в нашем округе чем-то вроде дисбата, сюда ссылают проштрафившихся. Офицерский состав распадается надвое: молоденькие лейтенанты, у которых ещё остаётся надежда когда-нибудь отсюда выбраться, и пожилые капитаны, майоры, подполковники, давно уже такую надежду утратившие.
Майор Кривенюк, естественно, относится ко вторым. Ну и что?
— Никаких особых примет… — размышляю я вслух, окуная ломтик помидора в серую крупную соль. — Может, иностранный шпион?
Шутку мою Марасанов не принимает и досадливо поводит ухом.
— Нет, — решительно заявляет он. — Что-то с ним всё-таки не так… А кем бы он был на «гражданке?»
Вот оно! Зацепка найдена. Проницательная личность, этот ефрейтор Марасанов. Проницательная и приметливая. Образ майора Кривенюка начинает помаленьку проясняться. Низенький, рыхлый, физиономия вечно озабоченная, почти обиженная…
— Как его вообще в армию занесло?
Сидим, покряхтывая от мыслительного напряжения.
— Слу-шай… — Меня осеняет. — А помнишь, он нами дирижировал?
— Точно! — Марасанов даже подскакивает на низенькой скамеечке.
Действительно, около месяца назад нас ни с того ни с сего заставили петь хором. И не в строю на прогулке, а в помещении, ставши в два ряда: кто пониже — впереди, кто повыше — сзади. О причинах можно только догадываться. Вероятно, какое-нибудь начальство собиралось нагрянуть музыкальное.
Ответственным за мероприятие назначили майора Кривенюка — и мы впервые увидели нашего командира дивизиона радостным живчиком. Он прослушал каждого, определил кому на какой голос петь, репетировал с отдельными группами и с хором как таковым, он настолько утратил осторожность, что потребовал исполнить какую-то строку «с акцентом». Можете себе представить реплики хора:
— Я с армянским могу…
— А я с еврейским…
Беседу нашу я здесь, понятное дело, привожу в сильно сокращённом виде, но сути это не меняет. Майор Кривенюк изобличён. Сначала мы с Марасановым ликуем, потом спохватываемся, смотрим, сколько осталось вина. Примерно треть бутылки. Как раз хватит на