Мужчина понял, что надо уходить. Но, понуждаемый некоей силой, превышающей инстинкт самосохранения, он рискнул сделать еще одну попытку.

– Пожалуйста, – сказал он, сложив в умоляющем жесте руки, – не оставьте мои слова без внимания. Я сейчас уйду, и больше вы меня никогда не увидите. Но ради вашего ребенка…

– Отстань от меня, маньяк! – выхватив плачущего ребенка из коляски, грубым голосом заорала женщина. – Люди, прошу вас, вызовите милицию! Это какой-то ненормальный!

Плач малыша удвоил ее ярость, и теперь она готова была обрушить на голову незнакомца все имеющиеся в ее распоряжении карательные санкции.

Бросив взгляд на юнца-переростка, подносившего зачарованным жестом мобильный телефон к глазам, и уловив, что круг любопытствующих густеет и сужается, мужчина повернулся и быстро пошел прочь.

Его не задерживали, поскольку в ситуации мало кто разобрался, а внешность незнакомца не позволяла причислить его к субъектам, терроризирующим среди бела дня беззащитных женщин. Все благоразумно сочли, что стали свидетелями семейной сцены, и через пару минут пространство вокруг молодой мамаши рассеялось.

Лишь один человек задержался возле коляски дольше других. Это был мужчина лет пятидесяти, невысокий, плотный, с линялым лицом администратора средней руки и обширной загорелой лысиной. Одет он был в кремовый костюм и светлую сорочку, и вид у него был до того добродушный, что, когда он заговорил, молодая мать не почувствовала и тени беспокойства.

– У, какой бутуз, – сказал обладатель загорелой лысины, делая ребенку «рожки» короткими толстыми пальцами. – Богатырь будет!

Женщина, чья вера в светлое будущее своего младенца было только что так жестоко попрана, благодарно ему улыбнулась.

– Как зовут?

– Тимофей.

– Тимоша, значит. Что хотел от вас этот человек? – поинтересовался мужчина, играя с малышом.

– Да ненормальный какой-то, – сказала мать, перекидывая сына с руки на руку. – Я шла, а он привязался…

– Он вам угрожал? Я слышал, вы звали милицию.

– Не мне…

– А кому? Неужели вашему ребенку? Ай-ай-ай…

– Да… Нет, он не угрожал. Только говорил всякое.

– А что? – понизил голос мужчина. – Не купить, случайно, предлагал?

– Нет, что вы, – ужаснулась мать. – Он говорил только, что Тимке не надо пить ананасовый сок. Что у него сложная аллергия и это может вызвать опухоль…

– Ах, вот что, – выпрямился мужчина. – Ну, это точно какой-то псих. Поди, насмотрелся телевизора – и туда же. А выглядит прилично, и не подумаешь так-то…

– Да… – вздохнула молодая женщина, оглядываясь.

– Ну, ладно, – заторопился мужчина, – всего вам хорошего. Забудьте это, как дурной сон, и живите спокойно.

– Спасибо вам…

Мужчина в кремовом костюме кивнул и быстро направился в ту же сторону, куда ушел незнакомец. Но тот уже давно исчез.

Ребенок успокоился, и женщина, усадив его в коляску, продолжила путь. На ходу она достала из кармана коляски новый пакетик с ананасовым соком, воткнула в него трубочку и вручила малышу, с улыбкой любуясь на то, как он выпячивает губы и втягивает щеки, становясь похожим на рыбку.

Между тем мужчина в сером костюме подходил к зданию в Малом Козихинском переулке, у которого наблюдалась некоторая, похожая на праздничную, суета. Судя по всему, его ждали. Едва он вошел в ограду, к нему ринулась группа фотографов, восторженно требуя, чтобы он посмотрел в тот или иной объектив.

– Егор, пожалуйста, сюда! – раздавался призывный крик. – Улыбнитесь!

Мужчина, вымученно улыбаясь и, похоже, сам чувствуя эту свою вымученность, на секунду поворачивался к объективу, чтобы затем попытаться пробиться к дверям парадного. Но его не отпускали, окружив плотным кольцом, и жадно щелкали кнопками.

– Господин Горин, сюда! Егор, пожалуйста… Шире улыбку, господин Горин! Отлично! Еще…

К нему решительно пробился рослый мужчина в белом костюме; его голову украшали остатки смоляных кудрей, вьющихся вокруг его широкого затылка – очень живописно и тем более смело из-за их небольшого количества. Он вырвал Егора из кольца журналистов и потащил к дверям.

– Ты что, пешком шел?! – прошипел он возмущенным голосом, когда они оказались в холле.

– Да, решил немного пройтись…

– Егор, ну как так можно! Все уже собрались, народ нервничает, а ты где-то ходишь! Я чуть с ума не сошел!

– Но я же вовремя, Альберт, – слабо возражал Егор, ища кого-то глазами.

– Слава богу, что вовремя! Ты почему не отвечал на мои звонки? Я раз сто тебе звонил.

– Мобильный дома оставил.

– Безобразник. Давай быстрее!

– Жанна здесь?

– Здесь, изволновалась вся. Быстрее же ты, ну!

Альберт Эдуардович Плоткин, издатель и, волею необходимости, друг знаменитого писателя Егора Горина, только что явившегося на презентацию собственной книги, стремительно взбежал с ним на второй этаж и втолкнул его в распахнутые двери зала, где уже вертела головами избранная публика.

– А вот и виновник торжества! – провозгласил он несколько дрогнувшим голосом.

Появление «виновника торжества» было встречено благодушным гулом. Его последняя книга, ради которой и собрались нынешние гости – все люди известные, с вкраплениями великих, – получила самые лестные отзывы и грозила стать гвоздем сезона. И литературные критики, и собратья по цеху, и почитатели, и ненавистники – все сошлись во мнении, что на сей раз Егор написал нечто выдающееся. Удача одинаково манит всех, а большая удача, как гигантский алмаз, еще и ослепляет, поэтому сегодня нашли нужным явиться даже те, кому по рангу вроде бы не полагалось дарить своим вниманием автора, относящегося – в силу возраста, не таланта – к разряду молодых. Поэтому-то Альберт Эдуардович был так возбужден, и поэтому голос его вздрагивал вполне натурально, хотя кто-кто, а уж он-то был искушен в подобного рода мероприятиях, как никто другой.

– Давай на сцену! – прошипел Плоткин, толкнув Егора в спину.

Тот неуверенно направился к сцене, чувствуя на себе взгляды собравшихся и более всего опасаясь встречи с этими взглядами. Он смотрел строго перед собой, а встав за трибуну, устремил взор куда-то поверх голов, щурясь и мигая, точно в глаз ему попала соринка.

– Добрый вечер, дорогие друзья, – начал он негромко.

Перешептывания, сопровождавшие его перемещения, затихли. Все хотели услышать, что скажет очередной кандидат в бессмертные. Как знать, не станет ли его речь манифестом новой русской литературы?

Однако же ничего «такого» сказано не было. Егор поблагодарил собравшихся за внимание к своей персоне, произнес несколько благопристойных острот, улыбнулся и сошел со сцены.