Но мальчики и девочки, жившие на трех этажах этого длинного здания, заснули не сразу. Кое-где еще вспыхивали огоньки и гасли вновь. На третьем этаже зажглось крайнее окошко слева, и свет там горел дольше, чем во всех остальных комнатках. Стекла в этом окошке без занавесок были матовыми — тут находился душ для мальчиков, и, наверное, кто-то просто забыл погасить свет. Через десять минут это упущение исправил, проводя обход, ночной сторож.

Вокруг стало темным-темно. Его глаза привыкли к свету, поэтому потребовалось какое-то время, чтобы приспособиться к темноте, и в эти мгновения все звуки, похрустывания и шорохи словно стали громче. Его кожа покрылась мурашками, он оглянулся через плечо, но ничего не увидел.

Темный лес не пугал его, напротив, в этом лесу можно было укрыться, там ничей взор не нашел бы его. И в то же время он мог, оставаясь незамеченным, следить за зданием.

Безопасность обитателей интерната обеспечивал только двухметровый проволочный забор, а вырезать дыру в таком заборе будет проще простого. Он специально для этого прихватил кусачки, и сейчас они покоились в кармане его куртки. Холодная волна страха в его душе сменилась возбуждением, в ногах неприятно закололо. Он ненавидел это чувство: оно лишало его покоя, путало карты. И приходило, как правило, ночью. Когда это случалось, то не помогали даже пасьянсы — дамы к дамам, валеты к валетам, короли к королям. Тогда он не мог ни сидеть, ни лежать спокойно. Так произошло и сейчас.

Он спрыгнул с бревна, на котором вот уже час просидел без движения, и потоптался на месте, разминая затекшие ноги. Прошлогодняя листва зашуршала под подошвами его ботинок. Подняв руку, он немного подвернул рукав куртки и посмотрел на часы. Нужно было просто нажать на кнопку, и циферблат загорался синим. Теперь, когда погасли все лампы в интернате, он подождет еще час. Час до полуночи. Какое хорошее время! Конечно, понадобятся терпение и воля, чтобы просидеть тут целый час, ничего не делая… Бывали дни, когда его воля была крепка, но случалось и так, что терпение покидало его. Видит Бог, он пытался приручить этого диковинного зверя, свою выдержку, он упражнялся в этом не раз, но, увы, тщетно.

Хорошо, что время еще есть. Ему не к спеху. Если сегодня ничего не получится, то он вернется завтра, или на следующей неделе, или через месяц. Зачем напрасно рисковать? Не нужно торопиться, это было совершенно понятно.

Он повернул голову — в одном из окон на втором этаже загорелся свет. В ее окне!

Его девчушка обладает совершенно потрясающим умением чувствовать окружающий мир, и он это знает. Может быть, она ощущает опасность? Испуганная, лежит сейчас в своей кроватке, натянув одеяло до подбородка. Она воспринимает каждый звук, даже самый тихий, может почувствовать в воздухе даже электрические разряды, от которых начинает зудеть кожа.

Мысли о том, как девочка лежит там в кровати, чувствуя его приближение, но не имея возможности увидеть его, разожгли жар в его чреслах. Глядя на освещенное окно, он приспустил ремень, расстегнул пуговицу и ширинку, стянул брюки и трусы. Вскоре его движения стали быстрее, и в тот момент, когда свет погас, он застонал и упал на колени.

Вдалеке послышался шелест крыльев и крик совы. Встрепенувшись, он оглянулся, поспешно привел себя в порядок и оделся. Мысль о том, что птица могла видеть его, была неприятна, унизительна. Кровь прилила к его голове. Украдкой оглянувшись, он вновь опустился на бревно, сунул руки в карманы темной куртки и ссутулился, делая вид, будто ничего не произошло. Повсюду глаза, повсюду его могут увидеть. Ему хотелось вернуться в свой мир, в тот мир, где только он решал, кто может видеть, а кто нет. Там он мог оставаться невидимкой, стоило только захотеть. Как же ему надоело, что на него смотрят!

Его зазнобило. Ночь была холодной, усталость и бездействие брали свое. Желание начало угасать, в душе вновь проснулись сомнения. Может быть, он не все продумал? Действительно ли все настолько просто и безопасно, как он предполагал? Возможно, стоит отложить все это, довольствуясь тем, что у него есть?

Когда на землю спустилась полночь, он уже дрожал от холода. И все же он выждал еще десять минут, просто чтобы потренировать волю. Дамы к дамам, валеты к валетам, короли к королям; десять минут — и они слушались его, выстраивались в одну линию, идеально, просто идеально!

Наконец он встал со ствола, потянулся, глубоко вздохнул и направился к краю леса. Кусты и подлесок остались позади, лишив его надежного укрытия. Остановившись, он вытащил кусачки из кармана и спокойно принялся за работу. Одну проволоку за другой — щелк, щелк, щелк… Кусачки были новыми и острыми, они справлялись с металлом, словно это было масло.

Макс любил последние пять минут перед боем. Это было его время. Его тренер, Конрад Ледер, которого друзья называли просто Колле, вышел из комнаты и закрыл дверь. Макс остался один — это было нужно ему для того, чтобы сосредоточиться перед боем. Эти пять минут он проводил в мире, где были только он и его противник. Правда, иногда там появлялась и Сина. Сина умела проникать во все его миры, и с этим Макс ничего не мог поделать, даже если бы захотел. Иногда ее власть над ним вызывала в нем гнетущее чувство беспомощности: от воспоминаний о ней нигде нельзя было укрыться, и порою они обрушивались на него таким грузом, что становилось трудно дышать.

Вот и сегодня он чувствовал ее крохотную ручку на своем плече, тонкие пальцы легко сжимали его шею, чтобы не соскользнуть. Раньше, когда ее рука действительно лежала там, это вызывало в Максе нежность. Он был ее сильным братиком, ее защитником, ее поводырем. «Самое безопасное место в мире — рядом с тобой, Макс!» Когда она говорила это, он самому себе казался непобедимым. Даже воспоминания о ее словах было достаточно, чтобы ощутить это вновь. Почувствовать себя непобедимым.

Величайшая ошибка его жизни стала истоком его успеха.

Расслабив руки и поставив ноги на ширине плеч, Макс остановился в центре комнаты и осмотрелся. В этой раздевалке все было так же, как и в любой другой: белая краска на каменных неоштукатуренных стенах, неоновые лампы, испускающие столь сильный свет, что его, казалось, можно было потрогать. Одна стена заставлена металлическими шкафчиками, в углу стоит потрепанная лежанка для массажа. От пота боксеров искусственная кожа обшивки стала пористой и поблекла, кое-где из-под нее выбивался пенопласт. На другой стене висело огромное зеркало. Макс повернулся к своему отражению, и чем дольше он глядел на свое коренастое мускулистое тело, на синие шорты с желтыми полосками, тем быстрее забывал обо всем, кроме боя. Он начал привычную потасовку с боксерской грушей — пара ударов левой, удар правой, немного сильнее, и с каждым ударом образ противника становился все реальнее. Сейчас Макс словно воспринимал пророческое видение, вот только он хотел не увидеть будущее, а повлиять на него.

Нужно было уложить противника в четвертом раунде. Да, в четвертом раунде, незадолго до удара гонга он отправит противника в нокаут. Максу не нужна была победа по очкам. Люди купили билеты на бокс в тяжелом весе, наиболее зрелищный из всех видов бокса. Им нужна была очевидная победа, а не решение судьи и подсчет очков, нужен был этот удар грузного тела о пол ринга. В конце один должен стоять, а второй валяться на полу, тогда зрители будут довольны и шоу пройдет идеально.