Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ана всхлипнула. Вся ее внутренняя сила, только что грозившая вырваться, вдруг спряталась. Ана была жалкой и беспомощной перед владельцами Света. Они могут делать с ней все, что захотят. Уже сделали…
Рядом с мужчиной вспыхнул огонек, не больше того, что исходит от спички.
– Не подходи. Убью, – с трудом прошипела Ана.
На самом деле она не смогла бы пошевелить и пальцем, но вошедший должен знать, на что способна проклятая в ужасе.
* * *
Ана не сопротивляется, когда ее раздевают. Обнаженное тело чувствует касания грубых рук, холодный воздух, жесткий пол. Она чувствует все, но ничего не понимает. Черта между реальностью и мучительным кошмаром размыта. Из зала поднимается человек, заплативший за нее. Он идет к ней на сцену под одобрительные свисты и крики зала. Он подходит ближе и с самодовольной ухмылкой хватает ее за грудь. От неожиданности, смешанной с отвращением, Ана толкает его. Мужчина отступает, а лицо его искажает ярость.
– Я заплатил за тебя, тварь! – Он берет хлыст.
Удар.
Можно подумать, что к боли со временем привыкаешь.
Удар.
Это не так.
Удар.
Она падает на колени.
Удар.
Кричит.
Удар.
Он улыбается. Он доволен. Наклоняется к ней, поднимает одной рукой лицо за подбородок, а другой – впивается в раны на ее спине. Хватает за волосы и резко прижимает лицо к своему паху. Ее тошнит.
– Сука.
Ана не понимает, что происходит. И уж тем более она не ожидает, что отказ первосвященнику закончится вот так, что ее обратят комком боли, отчаяния и… презрения. Мир замедляется. Человек, вновь замахивающийся на нее, становится маленьким и незначительным.
«Я сдалась?.. Подчинилась им?..» Ана поднимается на ноги. Сейчас она способна на все.
Бежать.
Человек, чьи штаны в ее рвоте, идет к столику, на котором лежат инструменты для пыток, берет нож и перерезает себе горло.
В зале совсем тихо. Кроме Аны никто не вышел.
Глава 2. Восстановление
– Девочка! Дитя мое! Очнись!
Ана услышала немолодой голос и почувствовала брызги на лице. Она открыла глаза, еще не соображая, что происходит, и попыталась пошевелиться. Тело отозвалось резкой болью. Над ней нависла старушка со стаканом воды в руке.
– Вы… кто? – только и спросила Ана.
Последним она помнила подвал, незнакомца и протянутую руку.
– Ой, божечки мои! Заговорила! Пей, пей, птенчик! – Старушка поднесла стакан к ее губам и наклонила, чтобы Ана могла сделать глоток. – Три дня спала! Я думала, уж и не проснешься. Мастер вон мертвеца притащил в дом, а мне и выхаживай, будто других забот мало. Но все равно приходила, тормошила тебя. Посмотри, бледная какая, чай с голоду помрешь, не успев в себя прийти! – Закончив причитать, старушка поставила стакан на тумбу рядом с кроватью и резво выскочила из комнаты, оставив Ану без объяснений.
Ана приподнялась, сморщившись от боли в спине, и осмотрелась. В комнате царила полутьма, тяжелые портьеры были не до конца задернуты, и через них пробивалось солнце. В затхлом воздухе играла пыль. Здесь давно не проветривали, да и не убирали. Ана провела рукой по прикроватной тумбе, на пальцах осталась серая грязь.
Она посмотрела на свою запачканную руку. «У меня есть Тьма, да?» Почему-то казалось, что сила должна исходить именно из рук. Ана не чувствовала ничего необычного. «Тьма…» – смаковала она, примеряла к себе.
Тяжело вздохнула.
Ана не знала, как к себе относиться, но в одном сомнений не было – она стала чудовищем. Хотелось сбежать от тревожных мыслей, снова забыться во сне. Она закрыла глаза в надежде, что все вокруг исчезнет. И мир, и она, и те, кто с ней это сотворил.
Дверь отворилась, и вошла старушка, осторожно неся поднос с наставленными на него тарелками.
– Вот, покушать принесла, птенчик мой. Осталось всякого понемногу на кухне, вот и собрала. Хлебушек там, бульончик, рыбка. Кушай, кушай.
Она поставила поднос Ане на колени и села рядом. По комнате разлились ароматы еды, а потом в нос ударила терпкость чеснока и перебила все остальное.
Ничего не исчезло.
Ана печально посмотрела на поднос и перевела взгляд на свою благодетельницу: старушка была сухонькая, вся в морщинах, седые волосы собраны в пучок, белый передник был весь в масляных пятнах, а на лице играла озорная улыбка.
– Что смотришь своими глазищами! Ешь, говорю! – старушка аккуратно подвинула поднос чуть ближе. – Глазища какие, совсем бесцветные. Люди не пугаются? За слепую не принимают? Ну, я-то вижу, что со зрением у тебя все в порядке, вон как вылупилась. Я – Хельга, самый важный человек в доме! – Она гордо приосанилась, а потом охнула и схватилась за спину. – Радикулит, проклятый! Ты зови меня бабусей, все так зовут…
Ана не спеша хлебала бульон, слушая болтовню Хельги. Каждый глоток давался с трудом, тело ломило, горло жгло, однако она запихивала в себя ложку за ложкой, не желая отвергать доброту суетной женщины.
– Где я? – слабо улыбнувшись, спросила Ана.
– Как где, деточка? У мастера. Принес тебя, положил в самую дальнюю комнату и запретил слугам заходить. Опасно, сказал. Сам каждый день здесь бывал, вона смотри, сколько перевязок сделал!
Ана оттянула ворот ночной рубашки и увидела, что торс и бедра замотаны бинтами. По коже побежали колючие мурашки, когда она представила, что мог сделать мужчина с ее бессознательным телом. Живот скрутило, на лбу выступил пот. Но вслух Ана только едва слышно буркнула: «Мог бы и пыль протереть тогда».
– А я что, слуга что ли, давно уже нет. Вот и заглянула, как увидела, что мастер о тебе так печется. Раз он, значит и я. Кто лучше бабуси за больным присмотрит! Да без меня здесь все бы уже к праотцам отправились! Мне вот сто лет уже, а я живу и здравствую, значит и остальные у меня такие же будут! Ты кушай, рыбку я чесноком сдобрила, от всех болезней помогает.
Послышался звук шагов, и в дверном проеме показалась мужская фигура.
– Хельга!
Старушка подскочила от неожиданности.
– Ой, мастер, за что же вы так со старой женщиной, – запричитала она, – я тут вашего подобрыша кормлю, а вы меня в могилу свести вздумали!
Старушка попыталась ретироваться, но путь был прегражден.
– Хельга. Я запретил сюда входить, – негромко, но твердо произнес мужчина.
– Простите за непослушание. – Старушка смиренно поклонилась, но в глазах искрило озорство.
Мужчина отошел и выпустил ее из комнаты, Хельга засеменила вон.
Ана узнала его. Это он был в ее туманных воспоминаниях.