меня. Он не слишком-то похож на бандита, одет в простую чёрную джинсовую куртку и чёрную майку под ней, тёмно-синие джинсы. Только шрам на щеке выделяет его среди остальных. Лет тридцать, может, больше, из-за щетины так сразу и не скажешь. Сразу понимаю, что мы им нужны не только для того, чтобы нас изнасиловать и бросить где-нибудь, для этого не проворачивают такие запутанные махинации, когда жертвы сплошь и рядом ходят по улицам. Им нужны были именно мы. И они, скорее всего, дожидались, пока мы окажемся втроём в одном месте. В последний раз подруги были у меня две недели назад, а сообщения девочкам стали поступать неделей позже. Почему-то всем, кроме меня.

— И что? Чего вы хотите от нас?

— Скоро всё узнаешь, а пока закрой свой рот, — грубо отвечает брюнет. — И подругу заткни, заебала ныть.

Оксана молча обнимает Киру и что-то шепчет ей на ухо. Она всегда была куда твёрже, чем подруга. Миловидная Кира обычно одета скромно, коротко стрижет мышиного цвета волосы, чтобы не выделяться, ей всегда говорили, что у неё кукольное лицо, и она его почему-то стыдится, Оксана красится в платиновый блонд, который только подчеркивает её острые скулы, одевается броско, но со вкусом, такие противоположности, они всегда рядом и поддерживают друг друга. В их компанию я затесалась только благодаря двоюродной сестре Дине, иначе бы наши пути не пересеклись, к тому же я младше девушек.

— На подъезде есть камера, — спустя несколько минут молчания говорю я. — Вас быстро найдут.

Улыбка мужчины больше похожа на звериный оскал.

— Мы всё продумали, считай, что этой записи уже нет. Тебе любопытно, зачем мы тогда вам писали? А я отвечу — чтобы вы не вздумали никуда блукануть и сидели тихо в квартире. А вообще, забей, какая теперь разница, правда? Мы всё равно сейчас приедем туда, откуда вы уже не выйдете. Никогда, — на последнем слове он морщит лоб, вскинув брови, а глухие рыдания Киры становятся еще надрывнее. Оксана крепче прижимает к себе подругу и стеклянными глазами смотрит на нашего похитителя. Как и я.

Тяжело осознать, что твоя жизнь в одно мгновение перевернулась с ног на голову и больше не будет прежней. Если будет вообще. Если нас оставят в живых.

Больше он ничего не говорит и велит заткнуться всем троим, пока мы не окажемся на месте. Не зная, как это поможет мне, смотрю в окно, пытаясь понять, куда нас везут. Брюнет, заметив это, вдруг подрывается с места и, расталкивая подруг, достаёт из багажника чёрную спортивную сумку. Выудив оттуда три маски для сна, он швыряет две подругам и одну мне. От моего внимания не ускользает то, что мужчина слегка нервничает, судя по тому как он перебирает пальцами и крепко сжимает кулаки. Наверное, он хотел закрыть нам глаза раньше, но от волнения забыл это сделать.

— Надевайте. Нехуй пялиться, — рычит он.

Дальнейшая дорога проходит в темноте. Примерно через полчаса машина останавливается, и нас грубо выталкивают из салона и заводят в темное помещение. Крутой спуск по лестнице, бетонный пол, скрип тяжёлой металлической двери, прохладная комната, в которой нам наконец-то позволяют снять маски. Помещение большое и совсем пустое. Кроме трёх больничных кроватей и железного ведра в углу, совсем ничего нет. На небольших окошках под низким потолком решётки с обеих сторон. Освещение совсем никакое — маленькая тусклая лампа на стене едва справляется со своей задачей.

— Располагайтесь, суки, — цедит сквозь зубы брюнет, а бритоголовый добавляет:

— На ближайшее время это ваша конура. — И очень мерзко смеётся над своей же шуткой. Они уходят, захлопнув дверь, и оставляют нас в полумраке.

Глава 2

Подруги прыгают по кроватям, стягивают влажные носки, испачканные в грязи, греют ноги под тонкими одеялами. Кира всё не унимается, выжимая из себя слёзы, Оксана, несмотря на то, что досталось ей больше всех, старается сохранять спокойствие.

— Ну, хотя бы постельное чистое, — грустно улыбается она, посмотрев на меня, и тут же корчится от боли, касаясь пальцами разбитой губы.

— Кто тебя так?

— Тот, в красном бомбере, — отвечает, намекая на бритоголового парня. — Они как залетели, я сначала не поняла ничего, выгнать их пыталась, но он меня и приложил. Потом ещё и рот закрыл, чтобы не кричала. Больно, пиздец.

Я занимаю кровать возле стены. Одеяло совсем тонкое, небольшая жиденькая подушка. Сняв тапочки, забираюсь на твёрдый матрас и поджимаю колени к груди. Хочется расплакаться вместе с безутешной Кирой, но слёзы не идут, только саднит в груди, мысли путаются. Что с нами сделают? Изнасилуют, убьют, продадут на органы? Какая связь между нами? Кроме дружеских отношений никакой, мы разного возраста, комплекции, нет модельной внешности, нет общего дела, никогда не употребляли и уж, тем более, не распространяли наркотики, парень есть только у Оксаны, и тот — самый обычный, ни у одной из нас нет богатых родителей, которые могут дать хороший выкуп. Так, зачем же мы здесь нужны?

— И что с нами будет? — видимо, устав рыдать, подает голос Кира.

— Очень хотелось бы знать, — вздыхает Оксана. — Кто они вообще такие? Я их впервые вижу. Номера наши откуда-то узнали.

— Мне кажется, они к этому готовились, — говорю я, в который раз осмотрев помещение. Три девушки — три кровати. Решётки на окнах для надёжности. И что это за место? Когда нас выперли из машины, лицо обдуло прохладным ветром. Он был куда мощнее, чем там, откуда нас забрали. Пахло свежестью. Возможно, окраина леса, может быть, поле или пустырь, рядом может быть река или озеро.

— Ну, ты Америку открыла, это понятно, что они готовились, — отвечает Оксана. — Надо было орать во всё горло, когда спускались.

— И тогда бы нас прирезали, у этого бугая был нож, ты забыла? — возражаю я. Оксана кивает и, услышав шум за дверью, молча поднимается с кровати, берёт мои тапочки и идет к двери. Зарёванная Кира провожает её взглядом. Конечно, решила подслушать разговоры. Будто нам это как-то поможет.

— Слышишь что-нибудь? — спрашивает Кира, и подруга шикает на неё, продолжая внимательно вслушиваться. Стоит так пару минут и, поблагодарив меня за тапочки, возвращается в кровать.

— Короче, такое дело. У того со шрамом погоняло "Стрела", один "Клим", а третьего как зовут, я не поняла. Они