— Ой, всё хорошо, живём потихоньку. Я с работы ушла, врач посоветовал на лёгкий труд перейти, а мне уволиться пришлось. Шестнадцать недель уже.

— Что... недель... — мямлю я, одновременно понимая, о каких неделях говорит сестра, и в то же время находясь в глубоком недоумении, как так вообще получилось. Почему именно сейчас? Что мне делать?

— Ну да, беременна я, — отвечает Дина.

— Поздравляю, — бесцветным голосом говорю я.

— Как-то безрадостно.

— Да нет, — натягиваю улыбку, надеясь, что она не распознает фальшь. — Задумалась просто.

Стрела сильнее придавливает лезвие к коже, до боли. Шепчет на ухо:

— Не тяни.

— Ты сейчас свободна? Приедешь в гости на неделе? — спрашивает сестра, опережая мои мысли. — Я сейчас каждый день дома, садись на автобус, да приезжай, давно не виделись, пообщаемся, если хочешь, переночуешь у нас.

— Можно было бы.

— Ну, тогда, как соберешься, звони, ладно? Пойду я, дел много по дому...

— Спрашивай адрес, — вжимаясь губами в моё ухо, тихо рычит мужчина, лезвие уже упирается в горло.

— Подожди, Дин, а ты сейчас где живёшь, по какому адресу?

— А, ну там же живу, в Благодатном. Весенняя, четырнадцать. Всё, пока-пока, целую, надеюсь, увидимся!

— Увидимся, — с пожирающим внутренности тягучим чувством вины бормочу я и, нажав на отбой, отдаю телефон Стреле. Как я теперь буду смотреть ей в глаза? Да, она совершила плохой поступок пять лет назад, но кто знает, сколько раз за это время она успела раскаяться и всё осознать? Может быть, она и виновна, но только она, не ребёнок, который в ней растёт, не её муж, который, возможно, подобно самому Стреле, слетит с катушек и начнёт мстить.

— Ну, вот и всё. Молодец, — похлопав меня по коленке, говорит мужчина. Собирается выйти из машины, но я прошу его остаться и выслушать меня. Лучше я скажу это сейчас, чем потом, при всех.

— Оставь её в покое. Пожалуйста.

Медленно убирая ладонь от автомобильной ручки, Стрела поворачивается и окидывает меня взглядом. Складка между его бровей становится ещё глубже.

— Ты считаешь, что имеешь право требовать? Или даже просить меня об этом? — голос холодный и низкий, доносится из его рта как из глубокого колодца. Шум дождя больше не успокаивает. Напротив — в самый напряжённый момент действует мне на нервы.

— Может, и не имею, но будь ты человеком. Она беременна, ребёнок ни в чем не виноват.

— Мой тоже был ни в чём не виноват, так, для справки тебе. Сиди и молчи, если хочешь живой остаться. — После этих слов мужчина о чём-то задумывается, застыв в одном положении, а мне в голову приходит абсолютно дурацкий план.

— Тогда возьми меня вместо неё.

— Это сделка? Ты и так никуда не уйдёшь, — говорит Стрела. — В чём смысл?

— Нет. Если тебе захочется её ударить... Или, хм, изнасиловать, не надо, лучше меня. Все-таки я её сестра, ей тоже будет больно, если ты будешь вымещать злобу на мне. — Перед глазами стоит туман, когда я произношу эти слова. Кажется, что говорю вовсе не я, а кто-то рядом со мной. Как такое вообще могло прийти мне в голову?

Мужчина смеётся, обнажив ровные зубы. И что его так рассмешило? Моя наигранная смелость или глупость? Сейчас он скажет мне, что я не имею права выдвигать требования, ставить условия, предлагать компромиссы, и вообще, он волен делать, что ему вздумается, и будет бить и насиловать кого хочет и когда хочет. Однако, посмеявшись, Стрела кивает.

— Ты точно дура. Но ладно, соглашусь с тобой. Так будет правильно, да? Только не жалуйся потом.

— Не буду, — шепчу я, и сердце делает двойное сальто в груди, когда он снимает с себя джинсовку и начинает расстёгивать ширинку брюк. Промежность ещё саднит после грубого секса, выдержу ли я новую порцию издевательств?

— Может, не сейчас? — осторожно спрашиваю, обнимая себя обеими руками.

— А чего тянуть? Всё, ты подписала себе приговор, девочка, — говорит он, нависая надо мной, давит на плечо, укладывая под себя. Устраивается между ног и приступает к замку на моих джинсах. — Отступать поздно. Или всё отменим? Уже отказываешься от своих слов?

— Нет, не отказываюсь... — повернувшись лицом к спинке сидения, позволяю ему стянуть с себя джинсы вместе с трусиками. Стрела бросает вещи на соседнюю сидушку, поднимает край моего свитера и дёргает лифчик, оголяя грудь. Гладит прохладными пальцами по соскам. Грубый и хладнокровный мужчина ни капли не возбуждает меня. Всегда ли он был таким жестоким? Или всему виной смерть жены? Почему тогда, если он так любил её, вместо того, чтобы скорбеть дальше, так стремится засунуть свой член в беззащитную девушку?

— Тогда молчи, — произносит он. — Молчи и терпи, ты сама так решила.

Сидение слишком узкое для нас двоих, и для удобства мужчина забрасывает мою левую ногу себе на плечо. Член с хорошей эрекцией упирается в мою киску и, перед тем, как он втискивается внутрь, я осознаю, что в этот раз на нём нет презерватива.

— С тобой он мне не нужен, — отвечает на это Стрела. Не дав мне высказаться, резко, без капли смазки, входит в меня, вызывая волну жгучей боли. Ещё немного, и я начну жалеть о своём предложении. Я не чувствую ничего, кроме жжения внутри, когда большой, громоздкий член растягивает меня, бороздя по свежим ранам, словно я была девственницей до него. Закинув вторую ногу, он с пылом вдалбливает свой агрегат, так глубоко, что я даже стонать от боли не могу, боясь не сдержать крик, затыкаю себе рот, кусаю руку. Трахает долго, не собирается быстро кончать, прерывается, снова наращивает темп, терзая мои груди своей шершавой ладонью.

На этот раз я вытерпела. Выдержала пытку. И даже что-то почувствовала, самую малость, небольшой прилив внизу живота в самом конце, перед тем, как он, толкнув свой член еще глубже, закатил глаза и, в конце концов, получил то, к чему шёл эти несколько долгих минут.

Убрав с меня следы своего удовольствия бумажными салфетками, Стрела, как ни в чём не бывало, одевается и швыряет мою одежду мне на колени.

— Надевай, и поедем.

— Почему ты не надел презерватив? — повторяю свой вопрос. Голос дрожит, но плакать совсем не хочется.