там жрут сидят, нас обсуждают. Мол, мы ответим за... что-то, — она обращается Кире, но осекается, а я замечаю одну странность. Словно Оксана уже поняла, что происходит, а Кира только пытается что-то вспомнить.

— За что ответим? — прерывая их переглядки, спрашиваю я. — Мне вот, совершенно не за что отвечать. Особенно перед этими дебилами.

Как по закону подлости в этот же момент раздаётся звук поворота ключа в замке, открывается дверь, и в проёме появляется брюнет со шрамом. Стрела — если Оксана ничего не перепутала. Коротко взглянув на подруг, он направляется ко мне, лицо искажает ярость.

— Не за что отвечать тебе, говоришь? — склонившись надо мной, мужчина натягивает недобрую улыбку. Взгляд обжигает льдом. — А ты подумай своим куриным мозгом, за что ты будешь отвечать. Ты ответишь, я тебе обещаю, всё прочувствуешь на своей шкуре.

Его грубость и этот уничтожающий взгляд выбивают меня из колеи, и я уже готова разрыдаться подобно Кире, особенно под любопытные взгляды подруг, которые будто бы и не при чём. Он взъелся именно на меня.

— Я ничего не делала, — закрыв голову руками, отвечаю ему и чувствую, что он отступил.

— Вашей подруге, видимо, память отшибло. Ну, вы напомните ей, хорошо? — обращается он к девочкам и уходит, хлопнув дверью. Нас снова запирают и, похоже, на этот раз на всю ночь.

— Вы, вообще, понимаете, о чём он говорил? — спрашиваю я подруг.

— Неа, — опустив уголки губ, качает головой Оксана. — Бред какой-то нёс. Они там ёбнулись, наверное, все втроём. Надо поспать и подумать, как нам выбираться отсюда.

— Я не усну, — хнычет Кира. — Может, сейчас попробуем что-нибудь сделать, а?

— Что ты сделаешь, Кир? Скажешь, отпустите нас, и они отпустят? Нас заперли, из окна не вылезти, с ними нам не справиться при всём желании, ты понимаешь? Подождем подходящего момента и сбежим.

— А если нас уже завтра убивать будут?

— Замочи, поняла? — рычит на подругу Оксана. — Заткнись. Не убьют. Если б надо было, уже бы убили. Всё. Все замолчали и ложимся спать.

Уснуть на твёрдом матрасе — та ещё задача, особенно, когда на душе висит тяжёлый камень и нет никакой уверенности в завтрашнем дне. Воскресенье я планировала после лёгкой уборки провести в постели, посмотреть какой-нибудь сериал и расслабиться, август подходил к концу, через две недели нужно было уже приступать к занятиям, в понедельник сходить в торговый центр, где я подрабатывала половину лета, и заключить новый договор на свободный график, на неделе хотела встретиться с парнем из университета, выпить чашку кофе. Теперь всё это уже неважно. Главное — выбраться из логова жутких маньяков. Правда, жуткий из них только один — тот самый Стрела. У него вполне симпатичное мужественное лицо, глаза очень красивые, но то, что он прячет за этой внешностью — сплошной мрак.

Когда мне почти удаётся уснуть, в помещении загорается свет, и к нам снова кто-то заходит. И не один — судя по шаркающим звукам, их двое. Я напрягаюсь, стараясь не шевелиться, дышу через раз.

— Я эту возьму, — доносится мужской шёпот.

— Стрела тебе пиздюлей даст за это. Надо оно тебе, Серый?

Стрела, Клим и Серый. Прямо как в сериалах про бандитов. Неужели нельзя называть друг друга по именам? Или они делают это специально, чтобы, в случае чего, их было сложнее найти?

— Да иди ты, какая ему нахрен разница, что мы с ними будем делать? Лично у меня уже недели три нихера было, а тут трое лежат, куда их ещё? Будешь брать или нет?

— А ты чего шепчешь-то? Всё равно потом верещать будут.

— Так потом же, не сейчас. Короче, блондинка моя, ты себе какую хочешь бери.

Это эгоистично, но в этот момент, зажмурив глаза и сжавшись в комок, я думаю только об одном — хоть бы не меня. Я ошиблась, посчитав жутким только Стрелу. Все трое — ужасные, отвратительные люди. А может, и я ничем не отличаюсь от них, когда чувствую облегчение, услышав писк Киры и отчаянную брань Оксаны.

— Что ты делаешь, тварь, пошёл нахер, урод гребаный!

За этими словами следует звонкий шлепок, Оксана ахает, и всё это сопровождается нытьем Киры и звуками борьбы. Парни уводят плачущих подруг из комнаты, и я остаюсь совсем одна. Теперь точно не до сна. Ясно, зачем они им понадобились — некоторым мужчинам всё равно, в кого и когда, лишь бы засунуть свой член. На сердце холодеет — очередь рано или поздно дойдёт и до меня. Если я не выясню, за что нас хотят наказать. Может, они ошиблись? Не бывает же такого, что все трое разом сошли с ума.

Когда до ушей доносятся жалобные стоны и крики, внутри все сжимается. Странно, что они не стали насиловать их прямо здесь, а увели. Вздрагиваю от каждого стука и шороха, отчаянно надеясь, что меня не тронут, и когда стоны утихают, прислушиваюсь. Кажется, Стрела отчитывает кого-то из парней. А он советует ему не строить из себя праведника и заняться тем же самым. Сразу после этого всё возвращается, и стук, и стоны одной из подруг. Вторую я почему-то не слышу.

Плотно закутавшись в одеяло, долго не могу унять дрожь в теле. О сне можно забыть, просто пытаюсь расслабиться, прогоняя мысли о том, что кому-то из них надоест одна из подруг, и придут уже за мной. Так и лежу в одном положении, пока вновь не начинает накрывать долгожданная дремота, из которой меня вырывает скрип двери. Приподнявшись, вглядываюсь в темноту, ожидая увидеть вернувшихся девушек, но это вовсе не они. Ко мне приближается крупная тёмная фигура.

Сердце переворачивается в груди. Он пришёл явно не за тем, чтобы поговорить со мной. Откуда-то из-за стены доносятся глухие рыдания.

— Всё слышишь, да? — спрашивает мужчина. — Тебе повезло. Подружек забрали, а тебя не трогают, радуешься?

Я молчу. Притворятся спящей уже поздно, но мне совсем нечего ему сказать.

— Отвечай.

— Нет, я не радуюсь, я хочу домой, — говорю я.

Мужчина скидывает с меня одеяло, на предплечье ложится тяжёлая рука.

— Вставай. Я не очень люблю шлюх, но выбора здесь немного, — он тянет меня на себя, и я буквально падаю с кровати, сдираю кожу на пояснице о железный каркас, вскрикиваю от боли.

— Я не