обуви наоборот обвисли вниз. Отец прижал его к стенке так легко, как коллекционер насекомых прижимает бабочек к картонной подложке.

Впервые сын увидел глаза. Крупные, карие от природы, но красные от всепоглощающего гнева. Страх дыхнул в лицо. Впервые Адам пожалел обо всём, что он сказал.

— Так кем ты себя возомнил щенок? Ты действительно думал, что Всевышний оставит твой проступок без внимания?

В нос ударил кислый запах. Накануне отец хорошо отобедал квашеной капустой и вяленым мясом. Жаль, что запахом изо рта нельзя было убивать. Окажись у Адама такая возможность, он бы мгновенно ею воспользовался. Стена всё сильнее давила на спину.

Перед глазами заплясали круги. Адаму показалось, что он смотрит через призму воды. Разноцветные точки заплясали в глазах, как листья, опавшие в воду. Суровое лицо отца пошло кругами.

— Ты… кхе… убьешь своего сына?

Насмешливый вопрос послужил своеобразной пощёчиной. Адам вздохнул полной грудью, когда отцовские руки упали с шеи. Земля резко стукнулась о стопы. Или они стукнулись о землю? В любом случае, голова Адама шла кругом.

— Убью своего сына? — Отец резко отошёл назад. — Нет. Нельзя убить то, что давно мертво.

В ушах кипела кровь и слова родителя потонули в этом шуме. Мысли тоже были неустойчивы. Адам думал то о гусеницах, то о своей судьбе, то о предстоящем наказании. Его, любимого ребёнка, никогда не пороли даже за самые тяжёлые провинности.

"Всё бывает впервые " — мрачно подумал Адам, в красках представив, как его выведут на площадь и перед всей конторой от души побьют мокрыми палками.

Отец вернулся к столу, сел за большое кресло и вынул пергамент.

— Да. Точно. Мой первенец мёртв. Хочешь потакать злу? Отлично, не буду мешать. Веришь в силу своей любви и сострадания? Что ж, я дам тебе такую возможность. Адам, с этого момента ты лишаешься всех своих званий и достижений. Я лишаю тебя и наследства. От меня ты не получишь даже ломанного гроша.

С каждой секундой слова отца становились все фантастичнее и фантастичнее. Адам не узнавал этого голоса. Он звучал так, будто в одно мгновение отец просто взял и разорвал все существующие между ними связи.

— Что ты имеешь ввиду?

— Я тебя упустил. — Отец покачал головой. — Родня по матери, жизнь в столице. Ты мог нахвататься этого либерального мусора где угодно. Но я исправлю. Повторяю: все твои достижения при церкви аннулированы. Больше ты не имеешь права использовать статус ведьмолова или инквизитора. Ты будешь священником в маленьком городе. Отныне всей твоей работой будут ведение летописи, отпевание, заключение браков и крещение. Никаких ведьм, никаких перспектив. Лишь скучное, убогое существованием среди дегенератов и деревенщин. Ты ведь этого желал, Адам?

С громким треском жизнь поделилась на "до" и "после".

Глава 2

Адам, любимый племянник

Адам и сам не понял, как ноги вывели его прочь сначала из Божьего Дома, а потом из Белого квартала. Он не чувствовал осуждающих, ликующих или заинтересованных взглядов коллег. Все прознали о провинности сына главы, но Адаму, честно говоря, было на это плевать. Мысли диким ворохом метались по голове, звучно стучась то в одну стенку черепа, то в другую.

Его невыносимая, но привычная жизнь оказалась окончена. В кармане разгоряченной серебряной подковой горело извещение. Чистая формальность, но фактически — билет на улицу. Домой идти смысла не было. Адам не был уверен, что готов увидеть довольное лицо единокровного брата и ликующую мину мачехи. Да и было ли это место его домом? Едва отец взялся растить из старшего сына замену себе, как уютные стены собственной комнаты сменились голым кирпичом инквизиторской каморки.

Но, с другой стороны, Адам шёл в единственное место, откуда его не прогнали бы. Двери тётиного дома всегда были для него открыты. Адам не успел занести руку, чтобы постучать, как тётушка выпрыгнула из коридора и втащила племянника внутрь. Она уже всё знала. И кто ей вообще рассказал? Пришёл другой, неродной племянник с вестями или духи покойных друзей нашептали вести на ухо?

В ту же секунду под носом возникла полная чая чашка. Хоть что-то в этом дне было не так уж и плохо. По запаху Алан быстро понял — это улун. Немного молока оказалось влито в коричневый кипяток.

— Так давай я тебе погадаю! — С энтузиазмом предложила тётушка, усадив Адама за стол.

Адам кисло вздохнул. Любимый чай облегчения не принёс. Пусть всё оказалось выпито, но тиски на душе не ослабли. Наоборот, стали сильнее. Если отец вознамерился его заточить в самую дальнюю точку страны, то всё было плохо. От чая нужно отвыкать. В глушь его таскать никто не будет.

Адам покосился на окно, не полностью уверенный, что за ним не стоит какой-нибудь очень принципиальный блюститель порядка. Отец вполне мог подговорить кого-нибудь из подчинённых для слежки.

— Тебе не хватает, чтобы меня ещё в ереси обвинили?

Но его замечание не получило ответа. Тётя схватила пустую чашку и перевернула её на блюдце. Адам вздохнул, подпёр щекой руку и лениво уставился на руки родственницы. Она сотни раз проделывала нечто подобное с кружками «клиентов», но впервые гадала собственному племяннику.

Всё-таки отец совершил великую ошибку, когда доверял родственникам покойной жены воспитание ребёнка. Едва ли он, вечный блюститель воли Всевышнего, догадывался о размерах змеи, которая удобно пухла на груди. Столько извести несчастных девушек по подозрению в колдовстве, при этом не догадываясь, что истинный колдун одной с ним крови и другого пола.

Крестик из орешника на груди точно обрел немного в весе.

— Ты ведь говорила, что нельзя гадать родственникам. — Лениво заметил Адам, смотря на перевернутую кружку. — Дочерям, матерям, сыновьям…

— Но не племянникам. Это другой случай. — Отмахнулась тетя, завертев чашку на блюдце.

От души немного отлегло. Паника потихоньку исчезла, и Адам почувствовал себя сильно вымотанным. Буря эмоций улеглась, оставив после себя лишь мелкие напоминания, так похожие на пепел. Или чай оказался слишком хорош? В любом случае, сейчас собственная судьба казалась не такой уж и тёмной. В голове замелькали смутные воспоминания из далёкого детства.

— И разве чай не должен быть чистым? — Адам зевнул, лениво припоминая красивые материнские строчки внутри семейного гримуара.

Складка раздражения прорезалась на тётином лбе. Темные глаза предупреждающе поднялись и Адам послушно замолчал. Пока родственница возилась с его чашкой, Адам снова, неосознанно, точно сонно, ощупал деревянный крестик, скрытый под рубашкой. Орешник продолжал ощущаться тяжелее обычного. Тётя говорила, что именно это дерево колдуны из старых сказок использовали для создания магических посохов и