Если насчёт брюшка карты могли обманывать, то первое и третье чувствовались отчётливо.

Биение сердца участилось, а дыхание потяжелело. Любовь, судьба, счастье. Невольно Адам бежал от этих слов, как люди бегут от прокаженных. Вонь инквизиторских застенков и многочисленные потухшие женские глаза ещё в девятнадцать отбили всякое желание связывать свою судьбу с кем-то. Адам даже пошёл в писари, чтобы отвертеться от роли мужа и остаться неприкаянным на этом свете. Отцу такое решение пришлось не по душе и он, заручившись поддержкой друзей, засунул Адама в ведьмоловы, ставя того начало отвратительно пахнущей кровавой дорожки.

Сейчас же Адам подумал, что он просто выполнил долг и некто, кто наблюдает за всеми ними, решил, что это исполнение — блестящее.

— Дорогой мой, может это всё и к лучшему? — Спросила тётушка, подцепив одну карту. — Если бы тебя не сослали, то ты бы её не встретил.

Голос тётушки звучал так, будто Адам не просто встретил ту самую, а уже сделал предложение и привёл в выделенный старостой дом. Слабая улыбка загорелась на лице. Некоторые коллеги по инквизиторскому делу давно обзавелись семьями. Смотря на них, хмурых, но не одиноких, Адам даже немного завидовал и злился. Завидовал тому, как молодые и не очень девушки приходят в главное здание, чтобы передать обед с ужином. Злился из-за лицемерия и какой-то душевной чёрствости. Как они вообще могли каждый вечер ложиться с одной женщиной в кровать, когда накануне они измучили другую?

Неужели их не мучил запах крови и слабое, но всё же существующее чувство вины? Или проблема была в нём?

Адам посмотрел на родственницу. Тётя, дяди, племянники и племянницы слишком сильно влияли на его жизнь. Не исключено, что их взгляд на мир не сделал из Адама того, кого так отчаянно хотел увидеть отец.

— Единственное, что дурно — характер у неё тяжелый. — Тётушка закусила щёку со внутренней стороны, прерывая размышления. — Не просто тебе будет.

Она могла и не говорить. Адам сам это прочитал в карточной круговерти. Сложный характер, тяжёлое прошлое, неприятное настоящее и тёплое, удачливое будущее. И ведь всё должно произойти в тот момент, когда он войдёт в её жизнь.

Поджилки задрожали. Хоть кого-то, по-настоящему, он сможет спасти из мрака окружающего мира.

— Жизнь у неё не сахар. — Пробормотал Адам для того, чтобы не то поразить тётушку своим мастерством, не то укрепить эту мысль в своей голове.

— А у кого она вообще сахар? — Тётушка не поразилась. Радость схлынула с неё, а взгляд стал уставшим и немного скучающим. Она получила добрые вести, и этого оказалось достаточно, чтобы сбить весь интерес. — Дорогой мой, страдают даже короли.

Но кому до них есть дело? Один вариант — страдать в замке, будучи окруженным прислугой и деньгами, а другой — страдать, не имея даже медяков для покупки краюшки хлеба. Его суженая была ближе ко второму варианту. Люди на картах хмурили лица, играючи улыбались, благосклонно клонили головы. Адам с лёгкостью читал свою судьбу, которая так легко перевернулась.

— Знаешь, я вообще считаю, что с твоими данными ходить в холостяках — грех. — Тут же сказала тётушка, переворачивая настрой беседы. Её рука ласково погладила плечо Адама. — Расслабься. Ты сделал всё что мог. Теперь отпусти всё старое и начни жизнь с новой страницы. Передай наше наследие.

Адам смущенно закашлялся, не выдержав ехидного взгляда тёти. Ей нравилось вести эти разговоры, из раза в раз загоняя племянника в краску. И пусть Адам помнил, что его одиночество — это осознанный выбор, а не набор случайных совпадений, на душе у него всё равно было неспокойно. Разговор о его личной жизни постоянно всплывал на семейных обедах.

— Меня немного пугает, что ты заинтересована в моём браке сильнее, чем я.

— Что поделать? Ты не торопишься жить как нормальные люди.

Кончик губ полез вверх. И это Адаму говорила вдова, трижды похоронившая мужей. Тётушка никогда не признавалась вслух, но Адам смутно догадывался за каждой гибелью стояли определённые обстоятельства, далёкие от законных и естественных.

Знающие люди поговаривали, что тётушка одной силой мысли способна заставить чужое сердце навеки остановиться или призвать град посреди солнечного дня. Ничего из этого Адам никогда лично не видел, но все же чувство собственной неполноценности на фоне более талантливой родственницы всплывало время от времени.

Веселье быстро схлынуло. Тело забила мелкая дрожь.

— Когда я уйду, моё место займёт ведь Авель, да?

Собственный голос прозвучал тихо и жалко. Мысленно Адам отмотал время назад, прикидывая — а не поздно ли попросить прощение и уговорить отца всё вернуть? Едва ли в мире существовали такие слова, способные смягчить сердце старого главы Божьего Дома, но если Адам приложится лбом пару раз к кончикам его сапог и, быть может, найдёт в себе силы для унизительного поцелуя земли, отец всё-таки отменит принятое решение?

— Мне не нравится то, о чем ты думаешь. — Тут же холодно заявила тётушка.

Адам вздрогнул.

Черную книгу матери он прочитал от корки до корки, но там не было и намёка на чтение мыслей. Или всё было видно по его лицу?

— Если моё место займёт Авель, то жизнь пленниц станет ещё хуже! Нет, тётушка, мне надо всё исправить. Может, ты подскажешь, что нужно сказать, чтобы отец…

— Даже не думай!

Сердце упало в желудок. Очень редко тётушка кричала, но когда это всё же происходило, Адам понимал — дело дрянь.

— Но если он получит власть…

Это не был голос зависти или ревности к младшему брату. Адам поймал себя на мысли, что он с радостью отдал бы все сокровища мира, лишь бы Авель был если не хорошим парнем, то просто нормальным человеком. Его, юнца без щетины, боялись даже опытные слуги отца, повидавшие всякого. Что стоит говорить о несчастных ведьмах, которые попадутся в его руки?

— Дорогой мой, — тётушка снова заговорила глубоким, томным голосом. — Ты действительно думаешь, что Авель будет так себя вести?

Её глаза замерцали, и Адам понял — на его младшего брата у родственников имеются конкретные планы. Быть может, в вещах тётушки даже припрятана специальная кукла с куском волос.

Грудь заныла опять. Стоило одной проблеме разрешиться, как Адам нашёл новую.

— Архивы! Уверен, отец возьмётся за них и пройдется по всем моим оправдательным приговорам!

Ужас сжал глотку. Не выдержав, Адам поднялся с места и начал мерить гостиную быстрыми шагами. В голове мерцали различные мысли. Тщетно Адам пытался вспомнить хоть чей-нибудь адрес и имя. Не вышло. Память, изощренная человеческая привилегия, действовала странно: Адам мог поклясться,