* * *

— Ну, как там ремонт?

— Нормально, товарищ капитан, — лейтенант Горелов кивнул на почти вбитый в сочленение траков палец.

— Как закончишь, перегрузите вместе с лейтенантом Кононенко боекомплект.

— Есть, товарищ капитан!

— Разрешите выполнять?

— Действуй.

Николай Горелов принялся «действовать» кувалдой, вгоняя стальной штырь в проушины сочленений стальных траков. От каждого молодецкого удара стальной палец входил все глубже, пока наконец молот не стукнул по торцам траков.

— Готово! Что-то упарился я… — Горелов вытер пот со лба.

— Упарился он… Эх, молодежь, молодежь… — проворчал старшина в промасленном комбинезоне и полез на крышу моторно-трансмиссионного отделения.

Он почти полностью скрылся в двигательном отделении, позвякивая гаечными ключами, отвертками и другими инструментами. Степан Никифорович Стеценко вместе с механиком-мотористом Сергеем Лазаревым принялись колдовать над двигателем.

А Николай Горелов вместе со своим закадычным другом Олегом Кононенко принялись перегружать боекомплект. Всего на две малые пушечные башни приходилось двести двадцать шесть снарядов. Из них поровну — сто тринадцать бронебойных и осколочно-фугасных. По приказу капитана Корчагина в переднюю башню было перегружен дополнительный боекомплект из полусотни бронебойных снарядов, а Горелов «поделился» с другом пятьюдесятью осколочно-фугасными.

Объяснил свое решение капитан Иван Корчагин просто: «Коля, ты — основная защита нашего танка при лобовой атаке. Твоя „сорокапятка“ сможет подбить вражеские танки, если начнется… А Олег будет прикрывать нас с тыла осколочно-фугасными!» Определенный резон в словах ветерана-танкиста, который успел повоевать и на Халхин-Голе, и год назад в Освободительный поход на Бессарабию и Буковину, был. Николай Горелов больше помалкивал и подмечал подобные тонкости, правильно кумекая, что для дела полезно. Как прицелиться лучше, как стрелять быстрее и точнее. Кстати, даже тут своя определенная хитрость была: бронебойный снаряд его полуавтоматической «сорокапятки» был мощнее. И поэтому механизм орудия работал штатно. А при стрельбе осколочными, из-за меньшей длины отката, полуавтоматика работала лишь на четверть — затвор закрывался автоматически после заряжания пушки, но вот открывать его и выбрасывать стреляную гильзу приходилось вручную. А это — драгоценные секунды, которые в бою порой стоят жизни всему экипажу.

Николай Горелов аккуратно укладывал каждую бронебойную болванку в боеукладку передней башни. Развернувшись с трудом в узком боевом отделении, он глянул на лежащие особняком бронебойно-подкалиберные. Каждый из этих унитарных патронов[1]он получал на полковом складе боеприпасов под роспись. Снаряд с сердечником из карбида вольфрама был наиболее сильным средством борьбы с бронированными целями противника.

Бережно уложив снаряды, Николай вылез из башни. Его стрелок, с которым они делили тесное пространство башни, наоборот — нырнул внутрь. Ему еще предстояло проверить свой пулемет.

— Толя, держи снаряды к пушке главного калибра!

— Подавай!

Молодой пулеметчик главной башни Сенька Голубев передавал унитары радисту. Иван Матвеев, он же — заряжающий 76-миллиметровой пушки КТ-28, укладывал осколочно-фугасные и шрапнельные снаряды. Бронебойные снаряды, в принципе, к этой пушке тоже должны были быть. Но капитан Корчагин приобрел немало седых волос в общении с зампотыла, но так и не увидел в боекомплекте своих танков долгожданных бронебойных снарядов. Кроме того, болванки имели весьма низкую начальную скорость и явно недостаточную бронепробиваемость. Так что приходилось рассчитывать на то, что есть.

Работа всех одиннадцати танкистов из экипажа «сухопутного крейсера» продолжалась. Машина была большой, и нужно было успеть сделать все до того, как командир снова взмахнет красным флажком, командуя всем: «Полный вперед»! Наконец все механизмы были «перебраны», снаряды ко всем трем орудиям и патронные диски к пулеметам уложены на свои штатные места, приборы проверены.

— Ну что, честной народ, пора бы уже и пообедать!.. — выразил общее настроение старшина Стеценко.

— Замаскировать машину, — приказал капитан Корчагин. — А об обеде я распоряжусь.

— Вот это дело!

Экипаж нарубил в подлеске веток и даже несколько молодых деревьев и укрыл под ними боевую машину. Предосторожность была явно нелишней — весь день над Яворовским лесом, где расположились танки 67-го танкового полка 34 дивизии 8-го Механизированного корпуса, то и дело мелькали в легких кучевых облаках самолеты. И явно не наши… Как на грех, зенитного прикрытия не было, равно как и наших «ястребков». Командирам и летчикам приграничных аэродромов был отдан строжайший приказ: «На провокации — не реагировать»!

* * *

— Все летают и летают… — проворчал старшина, уплетая наваристую кашу с тушенкой из котелка.

Сочный украинский борщ подкрепил силы экипажа, а теперь можно было и поговорить.

— Что-то заваривается здесь, — неопределенно ответил Иван Матвеев. — Эх, пострелять бы!.. А то, чую, для моей пушечки и целей не останется, как погоним немчуру обратно. «Гремя огнем, сверкая блеском стали!», «Малой кровью и на чужой территории!»

Николай Горелов глянул на старшину. Тот ничего не ответил на реплику башнера, только еще сильнее застучал ложкой по котелку. Лейтенант знал, что Степан Никифорович Стеценко воевал с белофиннами. Говорить об этом он не любил, но по всему было видно, что зимняя кампания 1940 года была не такой удачной, как об этом писали в газетах или говорили по радио. Во всяком случае, капитан Корчагин из всего экипажа прислушивался к мнению этого крепкого крестьянского мужика, который в своих натруженных широких ладонях держал рычаги управления «сухопутного крейсера».

— Ваня, ты бы не шибко-то ухарствовал… — рассудительно ответил Николай.

— Да ладно, тебе Коля! Помнишь, к нам в клуб привозили кинокартину «Эскадрилья № 5»?! Как там наши империалистам дали!

— В кино воевать — каждый герой… Посмотрим, как-то оно обернется… — разорился на пару слов для «молодого» старшина.

У танка, протрещав мотором, остановился мотоциклет. С заднего сиденья слез капитан Корчагин. Танкисты быстро вскочили по стойке «смирно».

— Вольно. После обеда — всем отдыхать. Затем в четырнадцать ноль-ноль — проверка механизмов танка и дозаправка. В шестнадцать ноль-ноль — политзанятия. Разойдись!

— Есть!

* * *

На опушке леса, замаскированные, стояли танки — тяжелые многобашенные Т-35, могучие КВ-1 и КВ-2, новейшие «тридцатьчетверки». Но больше всех, конечно же, было легких танков БТ-5, БТ-7 и Т-26. Конечно же, они не могли сравниться с «тяжеловесами», но и в своей «весовой категории» были весьма серьезными противниками благодаря полуавтоматическим 45-миллиметровым пушкам. В боевом охранении стояли бронеавтомобили ФАИ, БА-10, БА-20. «Десятки» стояли «по-боевому» — задом наперед, повернув башню назад. Это делалось, чтобы защитить двигатель от попаданий пуль и осколков.