Когда он во второй раз спустился вниз, в комнате оставалось только двое монахов — старуха и юнец, которого Чейн швырнул об стену. Вельстил стоял на коленях возле юнца, доставая из мешка бронзовую чашку.

— Унеси старуху, — бросил он. — Юнца оставь.

Вельстил упорно не желал кормиться кровью, предпочитая чародейским способом извлекать из жертв чистую жизненную силу. Он негромко затянул заклинание.

Чейн ухватил старуху и поволок ее обмякшее тело вверх по лестнице.

К тому времени, когда он вернулся, Вельстил уже завершил ритуал. Молодой монах превратился в иссохшую мумию, а чашка была полна до краев влагой, казавшейся в скудном свете очага совсем черной. Пить Вельстил не стал. Он перелил содержимое чашки в склянку коричневого стекла и заткнул горлышко пробкой.

— Оставайся здесь и не путайся под ногами, — велел он.

Вельстил направился к лестнице, но, сделав несколько шагов, остановился. По спине пробежала дрожь. Он долго глядел на верхнюю площадку сложенной из темного камня лестницы, а затем двинулся дальше.

Злость, кипевшая в Чейне, не смогла заглушить любопытства. Он пошел вслед за Вельстилом, не сводя с него взгляда.

Тот поднимался по лестнице медленно, с трудом, словно нес на плечах ношу, которая с каждым шагом становилась все тяжелее. Наконец он ступил на верхнюю площадку и скрылся в коридоре второго этажа. Скрипнула дверь, раздался глухой стук.

Подозрения Чейна вспыхнули с новой силой, но нарушить приказ Вельстила и пойти следом он не мог… во всяком случае пока. Чейн огляделся по сторонам.

Слева от входной двери, вдоль фасада здания, тянулся коридор. Лестница, по которой поднялся Вельстил, тоже располагалась слева, сразу за коридором. У стены напротив стояла ветхая скамья, над ней висели на деревянных колышках три плаща и куртка из козьей шкуры, мехом наружу. В дальней, каменной стене, между небольшим очагом и основанием лестницы, виднелся проход, который вел вглубь здания.

Чейна не тянуло шарить по углам, но и стоять столбом, дожидаясь Вельстила, он не собирался, а потому двинулся к проходу в дальней стене.

Коридор сразу поворачивал налево, затем направо и упирался в просторное помещение, которое располагалось позади прихожей. На столе, ближайшем ко входу, горел фонарь, и этого света было вполне достаточно для обостренного голодом зрения Чейна.

На веревках, болтавшихся под потолком, были развешены многочисленные связки сохнущих листьев, цветов и веток. Под этим изобилием сухоцветов на дощатых столах были расставлены глиняные горшки и стеклянные сосуды, лежали скалки, потемневшие от постоянного использования, гладкие мраморные пестики, ножи и прочий инструмент. Здесь у монахов была мастерская.

Чейн попятился, двинулся по коридору назад, и, когда он вернулся в прихожую, сверху, со второго этажа, снова донесся приглушенный стук.

Чейн поднял взгляд на погруженную в полумрак лестницу, вновь задумавшись, чем же занят наверху Вельстил. Заинтригованный, он поднялся на несколько ступеней и, остановившись, заглянул в коридоре. За какой-то дверью пронзительно, с ужасом закричали. Затем снова воцарилась тишина, и Чейн поднялся еще выше. Знакомый запах, густой и солоноватый, ударил ему в ноздри еще до того, как он увидел кровь.

Смазанные следы начинались у темной лужи в дальнем конце коридора и вели ко второй двери слева. Чувствуя, как с новой силой разгорается голод, Чейн всматривался в одну дверь за другой, пытаясь понять, в которой келье сейчас находится Вельстил.

На второй и третьей двери слева недоставало распорок.

Третья дверь рывком распахнулась внутрь, и в коридор вывалился Вельстил.

На нем не было ни плаща, ни рубашки, ни оружия. Он оперся одной рукой о дверной косяк и сдавленно рыгнул, не разжимая рта. Струйки крови сочились между его крепко стиснутых губ, стекали на подбородок и голую грудь.

Вельстил кормился, меж тем Чейну было напрочь в этом отказано.

Глаза Вельстила закатились, прозрачные радужки исчезли, были видны только белки. Он оступился, зашатался, едва не упав, затем повернул назад, с усилием отволок тело молодого монаха к первой двери слева и пинком распахнул ее настежь.

Глаза мертвого юнца застыли в предсмертном ужасе, ниже подбородка краснело кровавое месиво.

Вельстил швырнул труп в келью и захлопнул дверь, не позаботясь о том, чтобы припереть ее жердью. Вместо этого он, шатаясь, пятился до тех пор, пока не ударился спиной о дверь кельи напротив, из которой донеслось тихое испуганное хныканье.

Чейн шагнул вперед, не в силах даже прошипеть ни единого злобного слова, и тут Вельстил споткнулся.

Он упал на четвереньки и пополз вглубь коридора. Содрогаясь в конвульсиях, выгнул спину, и его вырвало кровью. Наконец Вельстил, словно в подражание живым существам, жадно втянул воздух в мертвые легкие и повалился на пол.

Он попытался не упасть в лужу, но крови оказалось слишком много. Вельстил рухнул в кровавую жидкость, которая неуклонно расползалась по коридору. Наконец ему удалось отползти в дальний угол коридора и кое-как, опираясь о стену, подняться на ноги.

Чейн никак не мог понять, что происходит. Разум его был слишком одурманен запахом и видом крови. Красные струйки расползались по полу коридора, как будто искали его, Чейна.

— Один… мой! — просипел он. — Одного… мне, мне!

— Пошел вон, — прошептал Вельстил и поднял руку, чтобы закрыть ею лицо. И передернулся, заметив алые струйки, бегущие по обнаженной коже.

— Не пойду! — отрезал Чейн. — Не стану больше пить из твоей дрянной чашки! Я хочу одного из них… и немедленно!

Он бросился к двери напротив кельи, откуда Вельстил выволок мертвого монаха. Прежде чем пальцы Чейна коснулись дверной ручки, Вельстил уже оказался рядом с ним и с сокрушительной силой стиснул запястье Чейна.

— Я сказал — нет! — прорычал он.

Чейн ударил его, метя в горло.

Голова Вельстила резко качнулась вбок — точь-в-точь как у змеи. Он налег на руку Чейна, завернул ее за спину и дернул с такой силой, что послышался хруст.

— Года не прошло… — прошипел Вельстил, — а ты уже дважды восстал из смерти!

Кулак его врезался в затылок Чейна. Голова рыжеволосого вампира дернулась, проехавшись подбородком по груди. Удар был нанесен с такой силой, что у Чейна подкосились ноги и потемнело в глазах.

— И все равно, — прибавил Вельстил, — не слушаешь своего хозяина!

По затылку растекалась боль. Затуманенным взором Чейн видел перед собой лишь смутные очертания Вельстиловой ноги. Он извернулся и вонзил зубы в эту ногу, насквозь прокусив плотные холщовые штаны.

Рот его не наполнился теплым вкусом крови, не хлынула в горло солоноватая сладость чужой кипучей жизни. Из прорехи в штанах засочилась только водянистая, обжигающе-ледяная влага. Она стремительно потекла сквозь зубы Чейна и обволокла его язык маслянистым прогорклым вкусом.