Первый император повернулся лицом к рвущемуся в пещеру холоду.

— Даже природа в гармонии с моими намерениями, — тихо сказал он и хотел было улыбнуться, но сдержался.

У западного подножия горы, взволнованная резко подувшим холодным ветром, беспокойно затанцевала низкорослая монгольская лошадь, на которой восседал генерал мятежных войск.

«Ветер пустыни, — подумал тот. — Ветер безумия».

В его левом глазу навернулась, а затем скатилась слеза. Дефект глазницы — уродство, бывшее и у его отца, и у деда, — не позволял веку полностью закрываться, поэтому любой порыв ветра вызывал слезы. Это бесило генерала.

— Наши люди на месте? — спросил он, повернувшись к адъютанту.

— Да, генерал.

— Они знают, что делать?

— Как вы и приказали: убить любого, кто будет спускаться со Священной горы, едва только его заметят.

Мятежный генерал уже хотел было сварливо возразить, что горы эти вовсе не священные, но его отвлекло ржание лошадей, неожиданно раздавшееся сзади. Незнакомый ветер пустыни напугал животных.

— А ну-ка тихо! — проревел он. — Каждый должен держать свою лошадь в узде, иначе — конец! Цинь Шихуанди либо насмерть замерзнет на этой горе, либо будет убит, когда станет с нее спускаться. Нынешней ночью его гнусность погибнет вместе с ним и его соратниками!

Приближенные генерала приветствовали это заявление восторженными криками.

И сразу же в генеральское ухо зашептал главный евнух Чэсу Хой:

— Там есть пещеры, великий генерал.

Даже несмотря на бушующий кругом ветер, генерал ощутил запах жасмина, исходящий от этого полумужчины. Ему не нравилось, что евнух так близко, но он заставил себя выдавить улыбку. Главный евнух Первого императора имел влиятельных союзников при дворе.

— О чем ты говоришь?

— Эта гора — сплошь известняк.

— Ну и что?

— Хуашань буквально изрыта пещерами и тоннелями, генерал. Если у Циня Шихуанди имеется опытный проводник, возможно, ему удастся бежать через…

— Ты знал об этом раньше, но ничего не…

— Меня не спрашивали, великий генерал. Вы сами часто говорили, что я всего лишь «придворное существо», — ответил с легкой усмешкой Чэсу Хой.

Генерал мятежников перевел взгляд на гору. Солнце садилось. Холод, казалось, исходил из глубины земли.

Он повернулся в седле. Его армия заполонила все нижние склоны горы, словно единое и великое живое существо. С такой силой за спиной генерал и сам являлся воплощением могущества. Новый император Китая. Так почему же его терзает дурное предчувствие? Генерал спрыгнул с лошади и, выкрикивая на ходу приказы, побежал к Священной горе.

За спиной Циня Шихуанди зашуршала лоза, плотным пологом занавесившая вход в пещеру, и сквозь нее пробрался сначала старик с резцом в руке, а за ним — два босоногих носильщика, тащивших на плечах большой предмет, завернутый в шелковую ткань.

Император посмотрел на Телохранителя и едва заметно кивнул.

«Так вот кто они, те двое, о которых шла речь», — подумал тот, отходя в сторону.

— Подойдите ближе и опустите вашу ношу! — приказал Цинь Шихуанди носильщикам.

Мужчины вышли из темноты и, склонившись, положили на мерзлую землю длинный тяжелый предмет.

Телохранитель метнулся вперед и одним молниеносным движением перерезал носильщикам подколенные сухожилия. Они рухнули на землю рядом с тем, что принесли. Ветер из пустыни подхватил крики боли и унес их на восток, к морю, подальше от гор.

— Лицезрейте реликвию, — проговорил Цинь Шихуанди.

Наложница Цзян прошла между двумя искалеченными беднягами и опустилась на колени, как учил ее император. Несколько секунд ее пальцы наслаждались приятной мягкостью черного шелка, покрывавшего длинный, округлый предмет. Сделав глубокий вдох, наложница протянула правую руку к краю шелкового полотнища, а другой край зажала между указательным и средним пальцами левой. Сползая, ткань зашептала ее имя: «Цзян-Цзян-Цзян», — как часто шептал ей в ухо Цинь Шихуанди, рассказывая о своих великих замыслах.

Цзян потянула ткань. Ветер выхватил шелк из ее рук и высоко поднял его. Несколько секунд покрывало, подобно балдахину, висело в воздухе.

Первый император поднял глаза. Сквозь черную ткань он увидел последние лучи слабого зимнего солнца — последние солнечные лучи, которые ему суждено увидеть. Его миссия почти закончена, и портал судьбы уже распахнулся перед ним.

— Когда вы уйдете отсюда, в небе появится черный след. Следите за ним. Идите по нему. Он укажет вам путь. — Трое Избранных неотрывно смотрели на своего императора, но раньше, чем кто-то из них успел открыть рот, он произнес: — А теперь опустите глаза вниз.

У их ног, на нефритовых подставках, лежал полутораметровый бивень цвета слоновой кости. У основания он был толщиной с руку юноши, у окончания — со сжатый детский кулачок.

— Бивень Нарвала? — спросил Конфуцианец. В его голосе звучало неподдельное изумление.

— Дань с далекого севера. Самый большой нетронутый бивень из всех существующих. По сравнению с ним бивни тварей из Аннама,[3] которые нам присылают, — комариные жала. Без сомнения, это самый могущественный предмет в мире людей и богов.

Император кивнул Телохранителю. Тот мощным рывком поставил одного из носильщиков на колени и тут же кинжалом перерезал ему горло. Бедняга хотел закричать, но вместо крика послышалось лишь бульканье. Затем Телохранитель схватил умирающего за волосы и запрокинул его голову назад. Рана на горле широко открылась, и из нее, подобно водопаду, хлынула кровь, обагрив белизну Бивня Нарвала. Не медля, Телохранитель повторил ту же процедуру со вторым носильщиком.

На поверхности Бивня проступили тысячи тончайших линий и, словно вены организма, направили кровь к овальному углублению, расположенному у его основания. Восемь пар глаз следили за тем, как это происходит. Когда углубление наполнилось, кровь стала перетекать через нижнюю кромку, струясь по Бивню тонкой пурпурной пленкой.

Поверхность Бивня начала меняться. Из плотной и непроницаемой она стала превращаться в тонкую и прозрачную. Внутри стали видны силуэты сотен крохотных резных фигурок, словно готовых к тому, чтобы родиться из костяного чрева.

Под слоем крови возникла трещина. Затем другая. А потом вся поверхность Бивня, которую покрывала кровавая пелена, рассыпалась, открыв взглядам людей целый мир, искусно вырезанный из кости.

— Разожгите огонь.

Телохранитель чиркнул кресалом, и в его руке неуверенно заплясал огонек, оживив то, что напоминало сотни пьяных китайцев хань[4] с необычно длинными косичками, причудливо выбритыми лбами и длинными курительными трубками, торчащими изо рта. Некоторые стояли, многие лежали на соломенных циновках. Слуги разносили блюда с яствами, там и сям виднелись жаровни. Но главными действующими лицами тут, безусловно, были перепившиеся ханьцы с косичками.