Эта история – лишь выдумка, но ничего невероятного в нейнет».

«Просим пристегнуть ремни». Пассажиры реагировали неохотно:до Женевы ведь еще далеко. Дремлющие ворчали себе под нос и зевали, стюардессаделикатно, но настойчиво будила спящих.

«Пристегните, пожалуйста, ремни», – прозвучал по радиобесстрастный голос. Затем последовало сообщение на немецком, французском ианглийском языках о том, что самолету предстоит пройти через небольшую полосусильного штормового ветра. Сэр Стэффорд Най сладко зевнул и выпрямился вкресле. Ему приснился восхитительный сон о том, как он ловит рыбу в английскойреке.

Это был сорокапятилетний мужчина среднего роста, сзагорелым, тщательно выбритым лицом. В одежде он предпочитал эксцентричность.Человек из прекрасной семьи, он с абсолютной непринужденностью и удовольствиемпозволял себе одеваться не так, как все, и, когда его коллеги, придерживавшиесятрадиционного стиля в одежде, порой морщились, глядя на него, он лишь злорадноулыбался про себя. Было в нем что-то от щеголя XVIII века. Ему нравилось, когдана него обращали внимание.

В поездках он неизменно облачался в невообразимый,прямо-таки разбойничий плащ, который приобрел когда-то на Корсике. Плащ былтемный, иссиня-фиолетового цвета, с ярко-красной подкладкой и капюшоном,который при необходимости можно было накинуть на голову.

Сэр Стэффорд Най не оправдал надежд, некогда возлагавшихсяна него в дипломатических кругах. Отличавшийся в юности весьма недюжинными инеординарными способностями, он почему-то не смог их реализовать. Его едкийюмор неизменно вредил ему в самые ответственные моменты: когда доходило доглавного, ему становилось скучно, и он принимался изощряться в своихизлюбленных остротах. Не достигнув высокого положения в обществе, он тем не менеебыл весьма заметной фигурой. Считалось, что Стэффорд Най – человек хотя инесомненно незаурядный, но ненадежный и, вероятно, надежным никогда не станет.В нынешние времена политической неразберихи и запутанных международныхотношений надежность, особенно если заполучить должность посла,предпочтительнее блестящего ума. Сэру Стэффорду Наю было отведено место закулисами. Правда, иногда ему поручали дела, требующие искусства интриги,однако, по сути, они не были особенно важными. Журналисты называли его темнойлошадкой дипломатии.

Никто не знал, как сэр Стэффорд Най оценивает собственноеположение. Возможно, он и сам этого не знал. В определенной мере он былтщеславен, но в то же время получал огромное удовольствие, потакая своейсклонности к проказам.

Сейчас он возвращался из Малайзии, где участвовал в некоемрасследовании, которое нашел исключительно неинтересным. Видимо, его коллегиуже заранее решили, к каким выводам они придут, поэтому сидели и слушали, ноникто уже не способен был что-либо изменить. Сэр Стэффорд, правда, вставлял импалки в колеса, но скорее ради собственного удовольствия, нежели в силукаких-то определенных убеждений. Во всяком случае, думал он, это несколькооживило обстановку, хорошо бы почаще проводить такие встречи. Его коллеги покомиссии были разумны и надежны, но необыкновенно скучны. Даже знаменитаяНатаниель Эдж, единственная женщина в комиссии, известная как дама с причудами,к очевидным фактам отнеслась без легкомыслия: она внимательно слушала своихколлег и поступала вполне разумно.

Он уже встречался с ней, когда нужно было решать некуюпроблему в одной из балканских столиц. Именно там сэр Стэффорд Най не удержалсяи высказал несколько интересных предложений. Скандальный журнал «Новости изпервых рук» намекал, что пребывание сэра Стэффорда Ная в той балканской столицетесно связано с местными проблемами и что он выполняет там секретную ичрезвычайно деликатную миссию. Экземпляр этого журнала с отчеркнутым черниламиабзацем прислал ему один добрый приятель. Статья вовсе не рассердила сэраСтэффорда, напротив, он очень даже повеселился, думая о том, насколькосмехотворно далеки от истины оказались журналисты. На самом деле егоприсутствие в Софии объяснялось всего лишь невинным интересом к редчайшимобразцам полевых цветов и настойчивыми приглашениями его старой приятельницыледи Люси Клегхорн, неутомимой в своих поисках этих скромных цветочныхраритетов и способной ради этого карабкаться на гору или самозабвенно сиганутьв болото при виде растеньица, длинное латинское название которого обратнопропорционально величине самого цветка.

Небольшой отряд энтузиастов уже дней десять вел на склонахгор эти ботанические изыскания, когда сэр Стэффорд начал жалеть, что содержаниетой статьи не соответствовало истине. Ему уже немного надоели полевые цветы, ипри всей нежности, испытываемой им по отношению к дорогой Люси, ее способностьв шестьдесят с лишним лет с неимоверной ловкостью лазать по горам, легко егообгоняя, иногда раздражала сэра Стэффорда. У него перед глазами вечно маячил еезад в ярко-синих брюках, а Люси, в других местах довольно тощая, была излишнеширока в бедрах, чтобы носить синие вельветовые штаны. Нет чтобы случитьсякакой-нибудь небольшой международной заварушке, тогда бы самое время запуститьтуда руки и позабавиться…

В самолете вновь зазвучал металлический голос радио. Онсообщил пассажирам, что в связи с густым туманом в Женеве самолет совершитпосадку во Франкфурте, а затем отправится в Лондон. Пассажиры, следующие вЖеневу, будут доставлены туда первым же самолетом из Франкфурта. Если в Лондонетуман, подумал Най, то самолет могут посадить в Прествике. Он надеялся, чтоэтого не произойдет: ему уже не раз довелось побывать в Прествике и больше онтуда не стремился. Жизнь, подумал он, и воздушные перелеты слишком утомительны.Разве что… кто его знает… разве что… что?

В зале для транзитных пассажиров франкфуртского аэропортабыло тепло. Сэр Стэффорд Най откинул плащ назад, и его ярко-красная подкладкаизящными складками эффектно легла вокруг его плеч. Попивая пиво из стакана, онвполуха слушал объявления по радио.

«Рейс четыре тысячи триста восемьдесят семь на Москву. Рейсдве тысячи триста восемьдесят один на Египет и Калькутту».

Путешествия по всему земному шару – как это, должно быть,романтично! Но сама атмосфера зала ожидания любого аэропорта не располагает кромантической идиллии: слишком много народу, слишком много киосков, набитыхвсевозможными товарами, слишком много одинаковых кресел, слишком много пластикаи слишком много плачущих детей. Кто же это сказал, попытался он вспомнить:«Жаль, что я не люблю человечество, жаль, что я не люблю его глупое лицо»?Скорее всего, Честертон? И это несомненно, соберите-ка вместе достаточно многолюдей, и они будут так угнетающе схожи меж собой, что этого почти невозможновынести. Вот бы увидеть интересное лицо, подумал сэр Стэффорд. Он окинулпренебрежительным взглядом двух молодых женщин с великолепным макияжем, одетыхв национальную униформу своей страны, судя по всему Англии: мини-юбкистановятся все короче и короче; а потом посмотрел еще на одну молодую женщину,с еще более выразительным макияжем и в общем-то довольно привлекательную. То,что на ней было надето, как он полагал, называлось юбкой-брюками: она прошла подороге моды несколько дальше.