В какой-то глубокий колодец, судя по ощущениям. И то ли колодец был уж очень глубок, то ли я хорошенько приложилась головой, только падала я не так стремительно, как должна была бы по всем законам физики... И дальше – страннее: вокруг меня парили и вились разноцветные дубовые листья, как будто бы сброшенные неведомой рукой, а всевозможных размеров механические часы, обступившие меня по кругу, тикали, трещали, отбивали положенный час, словно в каком-то безумном симфоническом оркестре.

В конце концов, это стало совершенно невыносимо, и я зажала уши руками...

В тот же момент я плюхнулась на огромный ворох палых осенних листьев, и те накрыли меня с головой, взметнувшись, словно пламя зажженной на ветру свечи. И пахли они, к слову, не прелым запахом пропитанной дождями земли, а – розовыми кустами в саду моей матери.

Если это был сон, то мне начинало в нем нравиться...

Вот тогда я и усышала:

– Мы просто невероятно опаздываем, – посетовал кто-то в двух шагах от меня, и я узнала белозубого воришку. – Нужно поторапливаться, мисс Леннон... Ох, как же нужно поторапливаться! – мужичонка вытащил из жилетного кармана часы на длинной цепочке и поглядел на них в странном волнении.

– Эй, постойте! – позвала я, выбираясь из смягчивших мое падение листьев и отряхивая джинсы. – Объясните, что это за место и как я тут оказалась... – Тот меня словно не слышал.

– Ох, как же нужно поторапливаться! – в очередной раз посетовал он, юркая в едва приметную дверцу крохотного размера. Я успела заметить лишь проблеск яркого света, а потом – ничего. Дверь снова захлопнулась... И сколько бы я не дергала за ручку, та так и не поддалась.

В отчаянии я огляделась по сторонам: идеально круглое помещение с одной-единственной дверью и... О, не припомню, чтобы видела это раньше! На невысоком круглом столике – флакончик с янтарно-желтой жидкостью. «Выпей меня!» гласила надпись на этикетке.

Я откупорила крышку и поводила ладонью перед горлышком флакона: резкого, перехватывающего дыхание запаха не было. Лишь слабый аромат мятных капель... Тогда я капнула толику жидкости себе на язык и почувствовала забавную щекотку в области живота.

Потом запертая дверь распахнулась сама собой, и я шагнула в слепящее небытие.

Крысиные бои

Я распахнула зажмуренные от яркого света глаза и не сразу поняла, где нахожусь: в полутемном проулке с нависающими друг над другом этажами почти сплющившихся друг о друга домов... И этот запах: разрозненная рапсодия из фабричного дыма, дешевой еды и людских испражнений. Он ударил в нос похлеще кувалды, почти оглушая и полностью дезориентируя. Я вытянула руку, чтобы не упасть, и наткнулась на шероховатую поверхность противоположной стены, другой рукой я зажала себе нос.

Какой-то странной, донельзя непривычной рукой с... короткими мальчишескими пальцами.

Что?!

Я вытянула перед собой обе ладони и едва не закричала от ужаса: ни тебе аккуратного маникюра бледно-розового цвета, ни нежной девичьей кожи – всего этого не было и в помине, зато грязь под коротко обгрызанными ногтями и задубевшая, покрытая цыпками кожа присутствовали во всей своей отталкивающей красе.

Я попыталась было успокоить панику глубоким, размеренным вдохом, вот только все тот же отвратительный запах едва не добил меня окончательно... Схватившись за лицо, я ощупала его со все более разрастающимся ужасом в душе.

Я не была Кирой...

Я вообще не была женщиной.

Я была мальчишкой...

Тощим мальчишкой под какими-то грязными обносками, которые едва ли стирались ближайшие месяца два, а то и больше. Голова нещадно чесалась – не удивлюсь, если там водятся вши – а еще, ко всему прочему, мне жутко хотелось в туалет. Вот прям совсем невтерпеж...

Верно говорят про мышечную память: руки справились с привычным делом почти механически – от облегчения я даже застонала. Хотя наличие мужских причиндалов едва ли могло меня успокоить...

– Эй, дуралей, хватай ее за хвост! Не упусти! – раздалось со стороны выхода из переулка, отмеченного чуть более светлым, полуразмытым пятном белого света.

– Простите... – вместо привычного контральто из горла вырвалось нечто скрипуче-каркающее, похожее на стон несмазанной лебедки. Я испуганно замолкла, а все тот же мальчишеский голос прокричал:

– Совсем ошалел, ссыкун малолетний, хватай, говорю, крысу за хвост! Чего стоишь столбом. Сейчас как поддам по носопырке...

Между тем что-то метнулось мимо моих ног, большое и жирное, словно домашний кот, и я, наконец сопоставив слова юнца о крысе с этой упитанной тушкой, оглушительно заверещала.

Не хочу, больше не хочу видеть этот отвратительный сон! Хочу домой. К маме и к ее шоколадному торту... Даже к Саманте с ее растянутым, старым свитером и недобрыми глазами. Да к чему угодно, лишь бы подальше отсюда!

– Ну ты и придурок, – услышала я насмешливый голос над своим ухом, и решилась-таки приоткрыть один глаз. В него-то мне и заехали кулаком... По-доброму так, со всей силы.

– Ты чего себе позволяешь?! – заорала я не своим (в буквальном смысле этого слова) голосом. – Не видишь, кто я такая... такой, – поправилась скоро, от боли и вовсе ничего не соображая.

– Да ты точно того! – мой обидчик покрутил пальцем у виска. – С Бедлама, что ли, сбежал? – И добавил: – На вот, держи, я сейчас мешок приволоку. – С этими словами он протянул мне нечто истошно пищащее и извивающееся.

Крысу. Он протянул мне живую крысу, которая так и норовила цапнуть его за палец...

Мне подурнело до мушек перед глазами... Я однажды падала в обморок, и знала, как это все происходит, и случай был тот самый.

– Убери от меня эту гадость! – взвизгнула я под стать всей той же удерживаемой за хвост крысе. – Убери, убери, убери... – С каждым выкриком я все больше вжималась в стену за спиной.

У паренька с крысой глаза полезли на лоб, они буквально сделались размером с хорошее такое блюдце.

– Видал я немало свихнувшихся в этой жизни, но ты превзошел их всех! – констатировал он как будто бы даже с уважением. Потом прошел ко входу в переулок и воротился, волоча за собой истошно извивающийся и пищащий старый мешок...

– Подсоби, – обратился он ко мне, – подсажу этим бестиям товарку. То-то они обрадуются! – Он усмехнулся, продемонстрировав мне два передних щербатых зуба неопределенного цвета.

Я отрицательно замотала головой.

– Знаешь ли ты, – произнесла я менторским тоном, – что эпидемия чумы в четырнадцатом веке была спровоцирована сбежавшими с зараженного корабля крысами? Что эти твари, – я ткнула пальцем в сторону копошащегося мешка, – являются наипервейшими разносчиками всевозможных болезней... Тебе нужно немедленно показаться врачу и пройти вакцинацию против бешенства и столбняка.

Выдав все это единым махом и едва успев отдышаться, я заработала увесистый тычок в район солнечного сплетения, так что мне захотелось продолжить медицинское образование юного наглеца, только уже в области маммологии... К счастью, я вовремя вспомнила, что груди-то у меня больше и нет, и слезы, вызванные даже не болезненным тычком, а самим фактом моего нынешнего положения, так и полились по моему скуксившемуся лицу.