Должно быть, смекалка меня подвела, что и отобразилось на моем недоуменном лице – Питер отвесил мне увесистый подзатыльник и просветил:

– Аристократишка он, деревенщина ты темная. – И отругал: – Не отвлекай почем зря, самое интересное из-за тебя пропустил.

В ушах все еще звенело от подзатыльника, и я побрела в сторону «аристократишки», стараясь не привлекать внимания двух соглядатаев с оружием.

– Лучше бы вам не выходить главным входом, – шепнула я как бы между прочим, пристроившись рядом и глядя в сторону ринга. Быть вертким мальчишкой оказалось в этом случае крайне полезно...

Мужчина оказался смекалистее меня и столь же невозмутимо поинтересовался:

– Почему?

– Двое напротив желают вам зла. Один в полосатом пиджаке, другой в этой... как там ее, бандане, платке – короче говоря, с повязкой на голове.

Мужчина опустил руку в карман и сунул в мою ладонь монетку.

– Иди к хозяину и спроси про черный ход – получишь еще, когда окажемся снаружи.

Я послушно выполнила его просьбу – Эндрюса мои расспросы нисколько не смутили: он лишь указал головой в сторону барной стойки и продолжил пыхтеть своей вонючей сигарой.

Я не успела сказать Питеру ни слова, а мы с Харрингтоном уже бежали между штабелей винных бочек, дровяных поленниц и куч мусора...

– Кажется, нас преследуют, – просипела я на ходу, ускоряясь по мере сил и возможностей.

– Будет лучше, если мы разделимся! – выкрикнул мужчина, сворачивая направо. Я побежала в противоположном направлении...

Не знаю, как долго я плутала по полутемным проулкам, запутывая следы, словно заяц... или, возможно, кролик, только силы, наконец, окончательно оставили меня, и я, привалившись к стене дома, прислушалась к окружающим звукам.

Никто меня преследовал...

Может, даже и не намеревался! А я заплутала в лабиринте однообразных улиц, найти выход из которых практически нереально... Да и куда выходить? Любой уголок окружающей реальности был чуждым для меня, неродным. Мне негде было приткнуться...

Я нащупала в кармане незнакомый предмет и извлекла его наружу: та самая склянка с янтарно-желтой жидкостью, которая, как я понимаю, и забросила меня в это тело... да и в это место соответственно.

– Выпей меня! – ехидным голосом озвучила я надпись на этикетке. – С таких вот просьб и начинаются все неприятности... – Потом подумала и махнула рукой: – Была ни была! – может, на этот раз я вернусь в свое удобное и довольно любимое женское тело. Хуже точно не будет...

С этими мыслями я и пригубила жидкость из флакона...

Ярмарка невест

Легкие сдавило так, что не продохнуть... Я подумала, что пришел мой смертный час и выдохнула жалостливое «мама», готовая к неминуемой гибели! Даже глаза прикрыла – все равно в них радуги разноцветные переливались.

– Чего орешь-то? – грубо одернули меня, и я-таки распахнула их снова.

Живая! Невредимая. И снова в женском теле...

Схватилась за перетянутые корсетом – не иначе как стальным – ребра и простонала:

– Помогите!

А тот же грубый голос скомандовал:

– Сильнее затягивай! Негоже на балу да с такой-то талией появляться. – И уже в мою сторону: – Я прикажу мисс Кларенс сократить твою порцию вечернего молока, милочка. Ты раздобрела, как на дрожжах...

Я поглядела в большое, во весь рост зеркало, стоящее передо мной, и сердце тревожно екнуло: может, я и была снова женщиной, только уж точно не самой собой... В отражении я лицезрела среднего роста блондиночку с молочно-белой кожей и тщательно завитыми волосами, которая пусть и весьма смутно, но походила на строгую женщину за моей спиной. Мать, конечно же, это была ее... ну, то есть, моя мать. Этот чуточку вздернутый нос, идентичный в двух своих вариациях – молодом и средневозрастном – был явным тому подтверждением...

– Смерти моей желаете, маменька?! – каким-то до странности капризным голосом проблеяла я, ощущая себя втиснутой в банку сарделькой. Ни вдохнуть, ни выдохнуть... В мальчишеском теле я хотя бы дышать могла полной грудью!

– Замужества я тебе желаю, глупая! Лучшего что ни на есть, – женщина поднялась со стула и подошла совсем близко, так что цветочный аромат ее приторно сладких духов окутал меня с головы до ног. – Или желаешь в девках остаться? – строгим голосом осведомилась она, приподняв мое лицо за подбородок. При этом ее собственные брови почти сошлись на переносице... И я пропищала испуганное «нет», охнув, когда горничная сильнее стянула шнурки моего корсета.

– Вот и нечего артачиться, милая, – улыбнулась «добрая» матушка с наигранным добродушием. – Сегодня один из самых важных приемов сезона: балы у Харрингтонов славятся своими размахом и роскошью – не упусти шанс показать себя во всей красе. – И уже с порога добавила: – Говорят, Харрингтон-младший намерен остепениться и найти себе достойную партию. Вдруг именно ты окажешься его избранницей?!

– Больно надо, – пробубнила я себе под нос. – Да, маменька, – произнесла вслух.

Едва за ней успела прикрыться дверь моей комнаты, как я выставила перед собой два сжатых кулака...

– Затянешь еще хоть на дюйм, – обратилась я к курносой горничной, – получишь в нос! И добавила: – Расслабляй, пока я не окачурилась.

Та выпучила перепуганные глаза и завозилась с завязками корсета. Дышать я смогла только минут через десять, когда сдавленные пластинами легкие наконец-то зафункционировали в нормальном порядке... Вот ведь адское изобретение! Я упала на оттоманку и прикрыла лицо руками.

Корсет мне все-таки пришлось затянуть: иначе я просто не влезла бы в приготовленное для бала бледно-розовое платье с мелкими рюшечками. Я, в сочетании с этим платьем, превратилась в миленький такой зефирчик с недовольно сморщенным носом...

А нос морщился от духоты нашего семейного экипажа, который со скоростью улитки вез нас по Риджент-стрит, в череде многих направляясь к ярко расцвеченному огнями особняку Харрингтонов.

Казалось, вся лондонская жизнь сосредоточилась на этой обычно тихой улочке: аристократия катила в экипажах, бедняки толпились по обочинам. Я высунула было голову из занавешанного шторкой окошка, да маменька так строго меня отчитала, что делать это повторно отпало всякое желание. Отец снисходительно мне улыбнулся... Этот тихий мужчина с пышно начесанными бакенбардами импонировал мне с первой же минуты нашего знакомства: он был такой же жертвой женщины с турнюром, как и я.

– Веди себя прилично, Джоанна! – шикнула она на меня в сто сороковой раз, когда я просто слегка поерзала на сидении. Эта пытка корсетом и долгой ездой в душном экипаже грозила никогда не закончиться...

К счастью, меня занимало два важных вопроса: если я снова приложусь к флакончику с янтарно-желтой жидкостью, таинственным образом обнаруженному среди прочего на моем туалетном столике, – смогу ли воротиться в свое собственное тело или так и буду прыгать по чужим – это, во-первых. А, во-вторых: является ли Харрингтон из паба мистера Эндрюса тем же самым Харрингтоном, которого я встречу на балу в этом шикарном доме по Риджент-стрит... И если это один и тот же человек, то, право слово, мне не терпелось ухмыльнуться ему в лицо.