в комплексе жилых хором, в которой находилось помещение для пиров и приема гостей. Повалуша как правило представляла собой башнеобразный большой и высокий сруб, обычно на подклете, всегда ставилась особняком от жилых хором (горницы) и соединялась с ними сенями — крытым переходом.

Тоже бревенчатым; с башенками, лестницами, резными венцами и прочими элементами древнерусской архитектуры. Довольно красивым, но построенном несколько коряво и сумбурно, словно его несколько раз достраивали и перестраивали без четкого плана, как бог на душу положит.

Надо понимать, терем был княжим.

С другой стороны, хорошо просматривались маковки каменного церковного забора, а чуть далее второго, но уже деревянного.

Возле башни сновало множество народу, разгружали сани, впрягали и распрягали лошадей. Крепко несло дымом, лошадиным потом и навозом.

Мало того, откуда не возьмись пришло четкое понимание того, где я сейчас нахожусь, и кто я такой, собственно.

Место — Москва, век — пятнадцатый, год — тысяча четыреста тридцать третий, событие — свадьба великого князя Василия под номером два, того самого парнишки в шитых золотом нарядах. Девчонка рядом с ним, это уже его жена, Мария Ярославовна. А пожилая тетка — мать князя Василия — Софья Витовтовна, она же дочь великого князя литовского Витовта Кейстутовича.

И это еще не все...

Сам я, получается, князь Дмитрий Юрьевич Шемяка, неприятный тип рядом — мой старший брат Василий Юрьевич. Великому князю Василию мы приходимся двоюродными братьями. А все вместе...

Все вместе мы внуки Дмитрия Донского!

Ага, того самого, который нагнул Мамая на Куликовском поле и совершил еще много героического, но менее известного в историческом ракурсе.

Твою же мать!!! Будь проклят тот день, когда я стал писать. Небось боженька наказал за словоблудие! Ага, на своей шкуре испытать, как оно, провалится в исторические ебеня.

Как я не свихнулся — сам не понимаю.

— Да что ж такое... — Вакула чуть ли не на себе оттащил меня в нужник.

Где я уже слегка пришел в себя.

Нужник ничем не поразил, дыра в досках, чистенько, обшит изнутри деревянной дранкой и побелен, пол присыпан соломкой.

Зеркала, естественно, я не обнаружил, зато нашел у себя на поясе кинжал немалого размера. Смахивающий рукояткой на кавказскую каму, но с кривым клинком как у бебута. Слегка потертый, но богатый, с серебряной оковкой по ножнам и оголовью, из хорошей булатной стали, явно восточной работы.

Облачение соответствовало времени и княжескому чину. Вроде бы, соответствовало, увы, особыми познаниями в русской средневековой моде не обладаю.

На башке шапка с собольей опушкой, кафтан с разрезными рукавами и полами до колен, из бирюзового дамаста* отороченный тоже соболями, под ним еще один, безрукавный, рубаха белая, шелковая, кушак атласный, алый, штаны полосатые, свободные, на шее золотой крест на цепи, на среднем пальце массивный золотой перстень, больше аляповатый чем красивый. Второй ножик, узкий и тоже изогнутый, нашелся в сапоге из алого сафьяна.

дамаст (также дама, камка, камчатка, камча) — ткань (обычно шёлковая), одно— или двухлицевая с рисунком (обычно цветочным), образованным блестящим атласным переплетением нитей, на матовом фоне полотняного переплетения.

— Ебать... — я в который раз едва не потерял сознание от крайнего охренения.

Но и это не все.

Беглый осмотр самого себя принес новое открытие.

Тело-то не мое родное! Мне, прости Господи, от роду пятьдесят три годика, а эта тушка принадлежит по очень многим признакам совсем молодому персонажу. И здоровому как лось персонажу. Грудь бочкой, плечи саженные, руки все перевиты мускулами. Сам я тоже особой хилостью никогда не отличался, но этот прям на зависть.

Правда это наблюдение особого утешения не принесло.

Что делать дальше, даже в голову не приходило, выходить из нужника тоже категорически не хотелось.

Но тут, как назло, стал проявлять беспокойство Вакула.

— Княже, ты как там? Охти мне... да что ж такое... — обиженно бормотал он за дверью. — Княже? Ась? Отзовись...

Я неожиданно сильно разозлился на себя за трусость.

Никогда труса не праздновал, чего бы в этой жизни не случалось. А случалось всякое, такое что не дай Бог даже врагу пожелать. А тут словно пацан сопливый в обмороки падаю. Попал, да и попал, хрен с ним! Скажи спасибо, что в князя, а не в раба какого. Могло быть и хуже. А может вообще сплю...

Стиснул зубы, потер морду ладонями и вышел, сердито пнув дверь.

— Княже! — обрадовался детина.

— Идем, — строго буркнул я и потопал к башне.

На пиру особых изменений не произошло, разве что народ за воротник сильнее заложил, да ора стало поболе.

— Опростался? — заржал братец, явно уже хорошо заложивший за воротник. — Глянь, глянь, как клуша зыркает очами на нас. Видишь? — он покосился на мать молодожена. — А ну, идем, братка, молодым слово скажем свое, княжье!

Брат цапнул кубок и попер к молодым. Пришлось идти за ним, ничего другого не оставалось. Проявлять какую-то свою инициативу я банально боялся.

Василий выбрался к молодым и вскинул кубок.

Но ничего сказать не успел, потом что мамаша молодожена, та самая Софья Витовна вдруг сорвалась со своего кресла.

Все произошло так быстро, что никто ничего не успел предпринять.

Софья вцепилась в пояс Василия и дернула его на себя, сорвала, а потом вздернула его вверх одной и закричала низким, грудным голосом.

— Краденый! Пояс-то краденый у великого князя Дмитрия Донского! Как есть, глаголю! Покража!

В зале повисла тяжелая тишина.

— Ах ты, сука! — взвыл брат и выдернул из-за пояса кинжал.

Я едва успел повиснуть у него на плечах. Сам не знаю, зачем, башка нихрена не соображала, тело само сработало.

Грянул дикий ор.

— Воры!

— Поклеп!

— Ишь, покрали пояс...

— Убивцы!

— Поклеп!

Даже мне стало понятно, что случилось страшное оскорбление и это оскорбление уже просто так не уладить. Публичное обвинение князей в краже можно смыть только кровью. Да еще у кого, в краже у великого князя Дмитрия, почитаемого на Руси за святого. И уже ясно, что Софья пошла на это осмысленно.

— Уходим, батюшка, уходим... — жарко зашептал мне на ухо Вакула.

Витовна, чтоб ей пусто стало, так и стояла с торжествующей мордой, держа в поднятой руке пояс.

Ее обступили рынды, великий князь сидел на своем троне с охреневшей мордой. Васька брат, орал что-то нечленораздельное, в бешенстве брызгая слюной.

— Уходим... — я схватил его за кафтан, развернул и потащил за собой. Что делать, я по-прежнему