– Мы можем лишить их ресурсов, и тогда армия станет бесполезной и небоеспособной.

– Да, – кивнул майор, – только до этих ресурсов еще дойти и доехать надо. Как бы у нас собственные не закончились к тому времени. Ну что, генерала Казакова здесь нет, надо полагать? Опять он со своим штабом ушел. Скажите, чтобы документы убитых русских сложили на заднее сиденье нашей машины. И не бледнейте так при виде окровавленной солдатской книжки, Генрих. Это просто неприлично для офицера абвера.

Штанге с усмешкой покровительственно похлопал лейтенанта по плечу и пошел дальше по лесу, где только недавно отгремел бой. Русские дрались ожесточенно, до последнего патрона. А когда патроны кончались, они бросались в контратаку. Почему? Этого майор понять не мог. Ведь проще же сдаться, проще остаться в живых. И кто когда узнает, как ты попал в плен? Сам поднял руки или тебя захватили насильно раненным, оглушенным. Да и кто будет доказывать, когда этой стране с коммунистическим режимом осталось существовать… Майор поморщился. Честно говоря, в последние дни он что-то стал сомневаться, что эта война закончится победоносно до осени. «Ладно, мне нужно искать генерала Казакова, а тактика и стратегия – это не для меня».

Младший лейтенант Алексей Соколов, сидя в люке своей «бетушки», как танкисты называли танки «БТ», стянул с головы шлемофон и рукавом вытер грязное лицо. Над лесом и полем висли тяжелые, мрачные тучи, готовые вот-вот разрядиться стеной дождя. Где-то за этими тучами садилось и все никак не могло сесть солнце. Темнота не наступала, она медленно наваливалась смертельной усталостью, вползала в воронки, перепаханные взрывами окопы. Соколов с сожалением смотрел на поле боя, где все еще дымили восемь немецких танков, восемь бронетранспортеров, а земля, изрезанная гусеницами и взрытая снарядами, была усеяна телами в чужих ненавистных мундирах. «Батальон мы их тут положили, не меньше», – подумал он.

Оставлять такую позицию было жалко, но и удержать ее было невозможно. Немцы обходили дивизию с флангов, судя по донесениям, танковый батальон Соколова во время контратаки потерял больше половины танков и сейчас отрезан от основных сил дивизии. Взвод химзащиты уложил на левом фланге обороны дымовые шашки, и теперь перед позициями поредевших рот плыл седой пеленой дым, скрывая все, что в спешке происходило на линии обороны.

Спрыгнув с танка на землю, Соколов встал перед люком механика-водителя и подал команду выезжать из вырытого танкового окопа. Машина заурчала двигателем и поползла по песку вверх. Неподалеку из окопов выезжали два других танка взвода Соколова. Ездовые выводили из леса лошадей и вытягивали с позиций две последние 45-миллиметровые пушки, на опушке спешно рыли братскую могилу для погибших. Первые пехотные колонны, грузовики и подводы с ранеными потянулись вдоль леса по проселку на восток.

«Сколько уже было таких позиций, – с тоской подумал Соколов, – сколько уже земли осталось за нами под фашистским сапогом, сколько уже похоронено погибших. И конца и края не видно!»

– Что, уснул, танкист? Поторапливайся!

Соколов обернулся и увидел командира стрелковой роты, капитана Яковлева. Перевязанная бинтом поверх грязной гимнастерки рука, копоть на щеке. Капитан хлопнул Соколова по плечу и пошел дальше, выкрикивая через плечо:

– Загони свои «коробочки» до темноты в лесок. А то налетят опять их самолеты и пожгут тебя.

Яковлев с остатками двух стрелковых рот оставался на разбитых позициях прикрывать отход полка. Меньше сотни человек, две пушки-«сорокапятки», с десяток противотанковых ружей, четыре «станкача» и столько же ручных пулеметов. Сколько они продержатся? Час, два, пять? Никто этого не знал. Они оставались для того, чтобы зубами, ногтями вцепиться в землю и дать отойти своим войскам, дать возможность дивизии закрепиться на новом рубеже, зарыться в землю и снова принимать на себя удары превосходящих сил противника.

Полк отдал ротам почти все свои боеприпасы и забирал с собой три последних танка. Все знали, что роты, скорее всего, погибнут здесь. Знали это солдаты и командиры, которые сейчас, пока еще было светло, зарывались в землю, откапывали стрелковые ячейки и пулеметные гнезда. Несколько человек на глазах Соколова поползли от окопов вперед с ящиками. Они постараются заминировать танкоопасные направления. А Соколову с его тремя танками было приказано уходить вместе с последним полком.

Всю ночь дивизия шла почти без остановок. Часть раненых отправили на станцию Узловую, где их должен был забрать санитарный поезд. Несколько машин сломались, и их оттащили на край дороги. Под утро в маленьком городке помпотех реквизировал пять полуторок для нужд армии.

Соколов сидел на башне, свесив ноги в люк головного танка, и тер глаза. От пыли они слезились и зудели, но боевой устав требовал на марше самого тщательного наблюдения за обстановкой. Механики-водители то включали, то выключали фары на своих машинах. В темноте танки клевали передней частью в большие ямы, и молодой командир беспокоился за подвеску. Кончалось горючее, боезапаса в танках почти не было, механики под утро устали так, что засыпали почти на рычагах своих машин. Соколов распорядился сесть за управление командирам танков и сам сменил своего водителя.

Самолеты налетели на рассвете. Небо только начало светлеть, над горизонтом сквозь облачность стало появляться небо, и сразу в низинках пополз туман. Две пары «мессершмиттов» шли над дорогой, и их было видно издалека. Тут же по колонне пронеслась команда «воздух». Ездовые били коней, пытаясь свернуть и укрыться с повозками в лесу, пехотинцы бросались врассыпную подальше от дороги, падая в траву, забиваясь в овражки.

Соколов увидел самолеты через открытый люк еще до того, как его заряжающий Луговой закричал в переговорное устройство:

– Товарищ командир, воздух! Спереди идут… на бреющем.

Соколов не видел, он скорее почувствовал, как сержант быстро сползает в люк и пытается его закрыть за собой.

– Куда, Никонов? Подать команду остальным! В лес, всем свернуть в лес! – кричал Соколов, разворачивая свой танк.

Командовать нерадиофицированными танками даже на марше, а не в бою было сущей морокой. Молодой командир столкнулся с этим сразу после танковой школы, откуда пришел в войска. В школе они обучались на машинах, в которых стояли рации, и командирам не нужно было появляться на башне и подавать сигналы своим танкам специальными жестами. Младшему лейтенанту пришлось учиться самому и учить командиров танков своего взвода полагаться на инструктаж и формулировку приказа, постановку боевой задачи перед боем. А во время боя полагаться на каждого своего подчиненного и верить, что он все запомнил и понял все правильно и ничего не перепутает в бою. Долго осваивать науку боя на танках с отсутствием в них УКВ-передатчиков не пришлось. Через месяц началась война.

Соколов, не форсируя двигатель, переехал рытвину на обочине дороги и вломился гусеницами танка в густой кустарник. Не видя с места механика-водителя, что творится на дороге, он даже сквозь лязг гусениц и рокот двигателя слышал разрывы небольших бомб, которые сбрасывали немецкие истребители. Вот, судя по звуку, две пары самолетов прошли над дорогой, поливая ее из пулеметов. Сейчас вернутся.