Я совершенно не в форме, мне больно, и я предательски слаба. Я пьяная и жалкая. Мне страшно и при этом стыдно за себя. Страшно потерять перед ним лицо, а его пристальный взгляд испытывает, проверяет на прочность. Стыдно, потому что я думаю о том, как Егор красив и как возмужал, вместо того чтобы бежать сверкая пятками, пока он не стер в порошок и без того надтреснутое сердце, которое уже не залечить до конца.

Моя ладонь тянется к двери, будто под водой, я даже ощущаю сопротивление воздуха. Дергаю ручку и трясу головой, чтобы избавиться от тумана. Дверь, к моему ужасу, не поддается, и меня накрывает новая волна паники. Я судорожно бью пальцами по панели и пытаюсь найти выход, чтобы спастись от разъедающего чувства пустоты и одиночества, которое преследовало меня шесть — да почти семь! — долгих лет и которое я отрицала ровно до сегодня.

— Выпусти меня, — рычу сквозь зубы, не оборачиваясь. Я знаю, что он за мной наблюдает, как хищный кот за глупой мышкой.

Мгновение спустя щелкает центральный замок, и мне удается распахнуть дверь. Прямо перед движущимся автомобилем. Черт! Я падаю обратно в салон и тяжело дышу. Злюсь на себя за резкость и невнимательность, злюсь на него за напряженную тишину. Меня отчаянно бесит тот факт, что от поступка Ромы мне и на четверть не так больно, как от…

— Сбежишь или поедем? — голос Егора впивается острыми шипами в грудь, заполняя мысли.

Я усмехаюсь — эта иллюзия выбора до смешного фальшива. Он знает, куда надавить, чтобы моя гордость взыграла, слишком хорошо знает. Он и сейчас хладнокровно издевается, а я делаю вид, что это не задевает меня.

Стиснув зубы, я сажусь ровнее и встречаю в зеркале заднего вида его обжигающе холодный взгляд. Замечаю небольшие морщинки в уголках глаз и темные тени, которые залегли ниже. Внутри что-то зловеще клокочет: я до чертиков счастлива, что у него ничего не вышло. Что он работает чертовым водителем, а не пилотом, как мечтал. Эта мысль придает мне сил, чтобы вздернуть подбородок и улыбнуться, сверкая зубами. Не только он знает слабые стороны.

— Так и будем стоять? Может, я опаздываю, — говорю совершенно плоским тоном без намека на ураган, бушующий внутри. Я в его эпицентре, и я спокойна. По крайней мере, пытаюсь делать вид.

Егор на короткий миг сводит брови к носу, но уже в следующий принимает правила игры.

— В пол-одиннадцатого? Интересно, куда?

— Не твое дело.

Если бы он пошутил про Золушку, спешащую домой к полуночи, я бы его треснула, наверное. Думаю об этом, а потом вновь вспоминаю, кто передо мной, и прыскаю вслух — он бы так глупо не пошутил. Это если не считать, что у него вообще проблемы с юмором.

После того как мы все-таки выезжаем на дорогу и некоторое время плавно двигаемся вперед под размеренный стук дождя, я снова слегка расплываюсь. Когда первый шок отступает, я вновь ощущаю бурлящий в крови алкоголь, вновь медленно моргаю и зеваю сильнее, поглядывая на водителя. О котором с давних пор и мечтать не смела.

Я ведь и правда долго… назовем это «переживала» (страдала, скорее). Было сложно, я даже думать не хочу о том времени, когда осталась одна, но я ведь и правда сумела перелистнуть страницу. За все годы я ни разу не искала его социальные сети, не пыталась узнать о нем, не пробовала писать или звонить. Его имя было под запретом у родителей дома, правда, это не мешало мне просыпаться посреди ночи со слезами на глазах. Даже когда мы жили уже с Ромой, подобное случалось пару раз. Шесть, если быть честной, и каждый я помню слишком хорошо, но я справлялась.

Вот только вся уверенность разбилась в пух и прах после одной встречи. Сейчас, в давящем молчании обрисовывая взглядом контуры его широких плеч, наверняка не без помощи горячительной смеси в моем организме, я понимаю, что сама себя обманывала. Просто заклеила зияющую дыру на сердце пластырем и притворилась, что так надо. Чтобы выжить. Без него.

— Эй, — я вздрагиваю, заметив неладное, — ты проехал поворот. Придется делать крюк. У тебя навигатор не работает или в поездку включена экскурсия по ночному городу?

Ну, судя по цене, вполне могла быть включена.

— Барахлит иногда, — спокойно отвечает он на мою пламенную речь, отчего я еще больше вскипаю. — Скажи точный адрес, проверю.

Я называю, и он чуть меняет маршрут. Завороженная стуком дождя, я молча наблюдаю за дорогой в окно, когда тишину в салоне нарушает звук стандартной мелодии, какие часто стоят на рингтоне. Не у меня.

— Слушаю, — произносит он, прежде чем я успеваю увидеть имя звонящего на экране его телефона, но по истеричным нотам в динамике без труда догадываюсь, что звонок личный. — Да, уехал. В следующий раз выйдешь заранее, у меня нет на это времени.

Его тон обжигает холодом: если я полагала, что со мной он говорил жестко, то была не права. Но даже этот факт не спасает от жгучей ревности, которая затмевает здравый смысл. Когда машина подъезжает к круглосуточному супермаркету, я резко вскакиваю на месте и хватаюсь за подголовник.

— Останови!

Он тормозит прямо посреди дороги, оборачивается ко мне, сверкнув острым взглядом. Явно недоволен, скулы напряжены. Я же пожимаю плечами, будто так и надо.

— Хочу шампанского, — с моих губ слетает тихий смешок.

Понятно, что во мне говорит не разум и даже не сердце. Просто я ненавижу тонкий голос из трубки, который не должен меня волновать.

Егор не издает ни звука, пару секунд смотрит в глаза, а потом поворачивает автомобиль в сторону парковки. И когда я собираюсь выбраться на улицу, открывает свою дверь и бросает мне что-то вроде «сиди уже», прежде чем запереть в машине.

Да как. Он. Посмел?

За десять минут лишения свободы я успеваю перемыть Егору все кости в надежде, что у него будут гореть не только уши. А потом тот возвращается как ни в чем не бывало, протягивает мне открытую бутылку дорогого игристого (сладкого, между прочим), и вспыхнувшая злость тотчас угасает. Так всегда со мной, когда это он.

Шампанское, конечно, вкусное, а происходящее чертовски невыносимо. Я молча пью, потому что этот бесконечный вечер можно пережить только под анестезией. И пузырьки отлично справляются — бьют наотмашь с первых глотков, а приятная музыка, которая заполняет пустоту салона, заставляет потеряться в моменте.

Я хмелею сильнее прежнего. Я позволяю себе чуть-чуть