Он снова вспомнил о женщине, которую его отец полюбил так глубоко и безумно после смерти матери Кольма. София Лэмбери, определенно, была ему куда лучшей матерью, чем стала бы первая жена виконта Фарензе. И пусть его мать оказалась пешкой, отданной собственным отцом за титул, пусть она прожила нелюбимой женой лорда Криса, но она, по крайней мере, не была красивой бессердечной гарпией.

Кольм бросил неприязненный взгляд на портрет Памелы Вердойн-Уинтерли, висевший над камином. Да, она выглядела роскошной женщиной в самом расцвете своей красоты, но чувственная насмешка ее томных голубых глаз говорила, как хорошо она сознает свою власть над глупцами вроде лорда Кристофера Хэнкорта и как ей нравится превращать своих любовников в рабов, готовых удовлетворять каждый ее каприз, чего бы это ни стоило им и их близким.

Но каково же быть той, в чьих жилах текла кровь Памелы? Ужасно. Он с сожалением подумал о девушке, вынужденной нести это бремя на своих юных плечах. Кольм не знал ее, но по какой-то причине притаился в тени, чтобы мельком взглянуть на племянницу леди Дернли. Мисс Уинтерли показалась ему сдержанной и замкнутой, как будто слишком хорошо сознавала грехи своей матери. Хотя, возможно, это лишь его фантазии. Темноволосая и не такая красивая, она совсем не походила на свою печально знаменитую мать. Обычно Кольм старался не смотреть на портрет полуобнаженной Памелы, висевший в этой комнате, но сейчас он рассматривал его в поисках подтверждения, что дочь унаследовала ее откровенную чувственность. У мисс Уинтерли был такой же нос и, пожалуй, такая же стройная фигура, но глаза, овал лица и рост совсем другие. Дочь Памелы выглядела так, словно грехи матери преследовали ее даже через пятнадцать лет после гибели той на альпийской дороге.

Глядя на мисс Уинтерли, Кольм мог, по крайней мере, не бояться, что в нем самом проснется дикий зверь. И хотя лорд Крис оказался глупцом, потерявшим голову от страсти к шлюхе благородных кровей, его сын надеялся, что никогда не узнает такой безумной любви. В каком-то смысле они с мисс Уинтерли оказались в одинаковой ситуации. Кольм откинулся назад, задумавшись о превратностях их судеб, и пришел к выводу, что больше у них нет ничего общего.

На мисс Уинтерли молилась ее семья, а Кольма едва признавали за своего. Сейчас, когда герцогом Линейр стал дядя Хорэс, у него хотя бы появилась крыша над головой и работа, но следующий на очереди дядя Морис, и если бы он стал герцогом, то вышвырнул бы Кольма на следующий же день. Нынешний герцог очень нравился Кольму, но если бы с ним что-нибудь случилось, то уже через год ему пришлось бы самому обеспечивать себя, имея только одну здоровую ногу. Поэтому, если дядя Хорэс хочет, чтобы он сам пересмотрел и упаковал все книги этой библиотеки, дабы убедиться, что Дернли за его спиной не продает свои лучшие тома дилерам, Кольм останется здесь и сделает это, а значит, мистер Картер просуществует еще недельку-другую.

В том, что мисс Уинтерли оказалась сегодня в этом доме, где ей — Кольм в этом не сомневался — совсем не хотелось находиться, таилась какая-то загадка. Его удивляло, зачем леди Дернли все это устроила, учитывая взаимное недоверие, возникшее между сестрой Памелы и семейством Уинтерли после того, как Памела открыто бросила своего мужа. К счастью, горничные, нанятые на сегодняшний вечер, шушукались между собой. Так почему бы еще одному слуге не послушать, о чем они сплетничают, с кривой улыбкой подумал Кольм. Судя по всему, заявив, что устраивает вечер в честь своей племянницы, леди Дернли предлагала заключить мир в войне, в которой она не желала слышать ни одного дурного слова о своей покойной сестре, а Уинтерли, что неудивительно, не могли сказать о ней ничего хорошего, поэтому не говорили вообще ничего. Уинтерли могли принять приглашение или открыто дать всему свету понять, что не желают иметь ничего общего с родней мисс Уинтерли. Поскольку виконт Фарензе всю жизнь старался, насколько возможно, сглаживать скандал, устроенный Памелой, он наверняка пришел в ярость от такой попытки загнать его в угол, однако его вторая жена и дочь решили, что смогут вытерпеть один вечер в Дернли-Хаус ради установления мира.

В общем, дело обстояло как-то так, но оставался вопрос: зачем? Леди Дернли была глупой курицей, и похоже, вместе с красотой все хитроумие семьи достались ее младшей сестре. Но не строил ли ее муж своих планов, заманивая сюда племянницу жены? Кольм вздрогнул от этой мысли. Однако у мисс Уинтерли имелся надежный защитник в лице ее отца виконта Фарензе, обладавшего большими связями. Дернли не стал бы рисковать, понимая, что вся эта мощь и влияние будут брошены против него. В таком случае ему пришлось бы бежать на континент не только из-за своих долгов…

В любом случае какой более действенный способ могли придумать Дернли, чтобы обмануть своих кредиторов, чем продемонстрировать, что между семьями воцарилось согласие? Уинтерли были богаты и влиятельны, и возможно, это сработает, хотя бы на один вечер отсрочив появление судебных приставов. Кольм поежился при мысли, что за долги можно оказаться в тюрьме. Пожалуй, не стоит печалиться о семье, которой он мог бы обзавестись, если бы все сложилось иначе. Впрочем, Дернли сам творец своего падения, и у Кольма нет ничего общего с этим родовитым идиотом. Даже он понимал, что продажа библиотеки новому герцогу Линейру спасет его лишь ненадолго, но, судя по всему, Дернли это не волновало.

Кольм бросил взгляд на красивый переплет дневника, которому Памела доверяла свои секреты, но не стал жалеть ее за то, что у нее никогда не было более близкого друга. Она прятала свои дневники за томами проповедей, и Кольм удивился, что они не прожгли дырок в этих почтенных книгах. Библиотеку разбирали и, книга за книгой, перевозили в Линейр-Хаус, поэтому рано или поздно дневники все равно бы обнаружили. Кольм вдруг очень обрадовался, что этим занимался именно он, а не какой-нибудь бедный клерк, который с радостью продал бы скандальные записки тому, кто больше заплатит. Какой-нибудь низкопробный издатель наверняка почел бы за счастье заполучить эти «труды». Но что мог сделать с ними Кольм? Впоследствии он бы их сжег, но сначала ему хотелось больше узнать о своем отце. Лорд Крис погиб, когда Кольму едва исполнилось восемь лет, но своих детей он бросил еще раньше.

Мысль сложить в чемодан эти томики в дорогих переплетах и, хромая, скрыться в ночи выглядела весьма соблазнительно, но он не закончил свою работу. А если бы при попытке выбраться из дома с дневниками Памелы его поймали, то вся история снова вплыла бы наружу. Кто-нибудь мог вспомнить его имя, и если бы обнаружилось, что под именем пехотного капитана Картера скрывается сын лорда Криса, то как бы отозвался свет о внуке герцога, вынужденном служить в полку — пусть даже прославившемся своей отвагой и дерзостью, — где большую часть офицеров составляли сыновья торговцев и простые солдаты, получившие офицерский чин за личные заслуги?

Какие ядовитые замечания и насмешки ему пришлось бы выслушать, если бы он открыто представился племянником своего дяди. В конце концов, все закончилось бы дуэлью, а Кольму вовсе не хотелось восстанавливать справедливость, пристрелив какого-нибудь идиота. Нелл бы очень рассердилась. Мысль о своей гордой, мужественной сестре заставила Кольма улыбнуться. Если бы она была здесь, то велела бы ему забыть прошлое и жить своей жизнью. Если только он сможет забыть, что из-за эгоистичной прелюбодейки, высосавшей все деньги из его отца, сестра вынуждена сама зарабатывать себе на хлеб, он впервые за восемь лет, возможно, станет самим собой и научится радоваться новому дню и тому, что его не убили.