вперед-назад и снова вперед, дергал ее одной рукой за руку, перехватывался другой рукой и, не удержавшись на ногах, начинал стремительно заваливаться на бок. «Постой спокойно, Колокольчик!» – осадила она его строго, а у меня перехватило дыхание».

Утка увела своих утят в высокую трава, мама и малыш продолжили свою прогулку, скрылись за поворотом, я вижу их цветные куртки вдалеке. Неужели у нашего героя есть сын, о котором он не знает? Или же это просто в память о добром друге, она называет сына так же как назвала его когда-то? Что за история тут случится – будет ли в ней счастье? Я не придумываю сюжет, я только следую за словами. Я бережно записываю все, что выходит на лист. Я не редактирую, не закручиваю фразы, не запинаюсь о слишком простое изложение и отсутствие голоса автора. Это все после. Сейчас нужно только записывать, быть бережным, внимательным, улавливать самые тихие ноты, припоминать то, чего никогда не знал.

Я сижу за столом, вокруг меня столько людей, все они пишут свои истории, я в тесном и размашистом кругу писателей. Потому что писатель – это тот, кто пишет. Пишет то, что слышит. Слышит, как растет трава, как лежит в своих берегах лесное озеро, как качается на ветру колокольчик. Слышишь? Слушай, слушай чутко, а теперь устраивайся поудобнее и все-все записывай. Сейчас.

Очевидные вопросы

Постой спокойно, Колокольчик! – осадила она его строго, а у меня перехватило дыхание.

Я шел за ней до остановки, я ждал ее автобус, я ехал на задних сидениях, а они на передних. Я пропустил две рабочие встречи в тот день, и не ответил ни на один звонок. Они вышли через переднюю дверь, а я – через заднюю. Их дом был так высок, что от него кружилась голова. Их дом стоял на обрыве, внизу текла река, я стоял и провожал глазами, как они идут по подъездной дорожке. А зачем? Спроси меня кто тогда, я бы не смог ответить. Никто не называл меня Колокольчиком уже столько лет. Мои волосы теперь в мелкую проседь, на переносице первые морщины, мне за тридцать. Почти десять лет с того лета, как я ушел под утро из той беседки один, и за все это время больше ни разу туда не приходил.

Я не мог прийти туда больше ни с кем, я не мог окликнуть ее сейчас. Так зачем тогда я здесь? Стою растерянный у ее дома на обрыве, будто мальчишка-юнец вглядываюсь в окна, пытаясь отгадать какое из них ее.

«Так зачем тогда я здесь? Зачем-зачем…», – раздумываю я, прохаживаясь меж книжных полок огромного книжного магазина. Среди любимых авторов и тех, от которых я засыпаю, целый шкаф бестселлеров и полки-полки неизвестных мне фамилий. Сначала я иду по своим авторам, потом ведусь на обложки, книгу с таким названием просто невозможно не открыть и я открываю, листаю, фраза тут, фраза там, как хорошо написано. Так я ищу свои книги, иногда мне кажется, что это чистой воды алхимия – среди тысячи книг найти свою неизвестную доселе, но понятную с первых строк.

Иногда я вижу, как моя книга стоит одна среди всех этих гигантов, огромных, не-до-ся-гае-мых! Зачем я здесь? Тут уже и так много. А я что, я – немного. Мне так кажется, мне так мама сказала, и еще муж – текст как текст, рассказ как рассказ. «Слишком много буков» – помните такую фразу, у меня от нее ноги мерзнут.

Однако я был тут и мне казалось, это было самое верное место для меня. Я замерз, от ветра скрипели качели, тоненько так скрипели, вода в реке была темно-синей, шел пароход. Ничто в этом мире не менялось от моего присутствия здесь. Кроме меня самого.

Кроме квартиры на третьем этаже и стоящей у окна женщины. Она сразу узнала его, а может и не сразу, только на остановке. Но она не могла выказать себя ни беглым взглядом, ни тем более приветствием. Настолько бестелесным был его образ, настолько жил в ней, что ей казалось – заговорить с ним теперь, будто заговорить с призраком. Всю дорогу домой, она чувствовала его рядом, ей для этого даже не стоило оборачиваться. Она чувствовала его на лесной дорожке, на выложенной ровными рядами брусчатке, при переходе через дорогу, у гастронома, где она столько лет покупала продукты, около детской площадки, на которой она знала каждый камень. Когда подъездная дверь закрылась за ней, она почувствовала, как он остановился. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы он догнал ее, назвал по имени, начал разговор первым, и в то же время это страшило ее невероятно.

Она зашла домой, помогла переодеться сыну, переоделась сама, выглянула в окно – он был там. Она вымыла руки, поставила на плиту ужин, выгрузила посудомойку, выглянула в окно – он был там. Она запустила стирку, открыла рабочий ноутбук, просмотрела почту и выглянула в окно. Она могла и не смотреть, она точно знала – он там. Зачем он здесь? Почему не уходит? Это были очевидные вопросы, которые она должна была задать себе. Но ей не хотелось этих вопросов, ей просто хотелось, чтобы он не уходил.

Очевидные вопросы – стена о которую мы можем набивать свои шишки сколько нам вздумается. Мой текст слишком наивен? Повествования слишком длинные? Герой слишком прост? Все это уже слишком! Кто вообще будет это читать? Нет никаких гарантий, что я не выставлю себя дураком.

И все же позвольте себе роскошь промолчать, когда очевидные вопросы настигнут вас. Отгоняйте их от себя, как назойливых насекомых, что всегда летят туда, где есть, чем поживиться. Писатель – тот, кто пишет. Любитель – тот, кто делает что-то из любви. Писать из любви к словам, историям, своим героям – это уже найденные сокровища, вам не нужно их оправдывать. А раз так, то и все очевидные вопросы можно легко упустить. Пускай мой герой слишком прост, но это мой герой, он мне нравится, я хочу писать о нем. Мой герой такой же как и все люди – не обязан нравиться всем. Но что я вам могу сказать наверняка – найдутся люди, которым он понравится так же как вам, похожие на вас, с чем-то схожим в самой сердцевине. Которые рассмеются там же, где рассмеялись вы, когда писали эти строчки, и заплачут там же, где ваши щеки высолятся из любви.

Просторный кабинет писателя

Сегодня я пишу в парикмахерской, волосы