Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да ты же историю уничтожил! – заорал Кюстин на инспектора. – Это контрабас самого Содье! К этой деке прикасался Джанго Рейнхардт!
Флойд закрыл ладонью рот друга.
– Он просто переволновался. Вы уж простите моего друга. У него личные проблемы, трудно ему нынче. Он просит прощения у вас. Искренне. За свое поведение. Андре, ты ведь просишь прощения?
Кюстин молчал. Глядел, вздрагивая, на обломки контрабаса. Флойд подумал: он уже всей душой желает обратить время вспять. Стереть то, что случилось в последние минуты его жизни, а потом прожить их заново. Он успокоится, смирится, вежливо ответит на все вопросы жандарма. Возможно, повреждения, которые неизбежно причинили бы контрабасу, не окажутся настолько страшными.
– Говори! – шепнул Флойд.
– Я извиняюсь, – промямлил Кюстин.
– Искренне.
– Я искренне извиняюсь.
Инспектор скептически посмотрел на него, затем пожал плечами.
– Что случилось, то случилось, – сказал он. – Впредь слушайся друга: он-то соображает лучше.
– Так и сделаю, – растерянно пообещал Кюстин.
Внизу жандарм спихнул ногой обломки в реку. Они вскоре затерялись среди мусора, прибитого течением к берегам.
Когда Флойд наконец зашел в свой офис на третьем этаже старого дома по улице Драгон, на столе звонил телефон. Флойд бросил стопку конвертов и газет, только что вынутую из почтового ящика, и схватил трубку.
– «Расследования Флойда» слушают! – бодро объявил он, стараясь заглушить грохочущий снаружи трамвай, и выдернул зубочистку изо рта. – Чем могу быть…
– Месье Флойд? Где вы пропадали? – В голосе, явно старческом, слышалось скорее любопытство, нежели упрек. – Я названиваю с обеда! И уже хотел прекратить!
– Извините, пожалуйста. Расследую дело.
– Могли бы потратиться на секретаря. Или хотя бы на автоответчик. Я слышал, они весьма популярны у ортодоксальных евреев.
– Да, мы живем в удивительном мире, полном научных чудес! – воскликнул Флойд, выдвигая стул из-за стола и садясь. – Могу ли я узнать…
– Извините, мне следовало представиться. Бланшар. Живу в Тринадцатом округе. Возможно, у меня есть дело для вас.
– Продолжайте, – попросил Флойд, еще не уверенный, что происходящее – не сон.
Уход Греты, безработица, инцидент с полицейскими за мостом – в такой ситуации о просьбе насчет детективных услуг можно было лишь мечтать.
– Должен предупредить вас, случай серьезный, – сказал старик. – Сомневаюсь, что расследование пройдет быстро и легко.
– Месье, думаю, для нас это не проблема. – Флойд налил бренди в давно пустовавший стаканчик. – О каком деле идет речь?
Он перебрал в уме возможности. Слежка за неверной супругой – всегда крайне выгодная работа. Этим можно заниматься неделями. То же самое с поисками пропавшей кошки.
– Убийство, – сказал Бланшар.
Флойд позволил себе отхлебнуть бренди. В глотку потек сладкий и едкий огонь. Настроение рухнуло так же быстро, как и поднялось.
– Мне очень жаль, но мы не занимаемся убийствами.
– Не занимаетесь?
– Убийства – работа для ребят в котелках. Парни с Набережной не позволяют нам совать нос в такие дела.
– Но в этом как раз и суть. Полиция не считает произошедшее убийством.
– Не считает?
– По мнению полицейских, это или самоубийство, или несчастный случай. И так и этак они не заинтересованы в расследовании. Вы же знаете нынешние порядки. Уголовный розыск интересуется совсем другим.
– А, понимаю, к чему вы, – пробормотал Флойд.
По старой привычке он нацарапал в блокноте: «Бланшар, 1-й округ, предп. убийство». Может, это ничего и не даст, но, если звонок прервется, будет хоть какая-то возможность отыскать звонившего. А уж Флойд постарается отыскать.
Он вдруг заметил, что предыдущая запись была сделана шестью неделями раньше.
– Ладно, допустим, полиция ошибается. Что заставляет вас считать произошедшее именно убийством?
– То, что я знал погибшую молодую даму.
– И вы думаете, она не была способна на самоубийство?
– Этого я не могу сказать. Но точно знаю, что она боялась высоты и тем не менее упала с балкона пятого этажа.
Флойд закрыл глаза и поморщился – ему привиделся разбитый о камни контрабас. Флойд ненавидел тех, кто падал с высоты – по своей воле или нет. Он снова глотнул, надеясь, что спиртное поможет избавиться от жуткой мысленной картины.
– А где сейчас тело? – спросил он.
– Согласно завещанию покойной, она кремирована. Гибель произошла три недели назад, двадцатого сентября. Я знаю, что при вскрытии не обнаружено ничего подозрительного.
– А может, она была лунатичкой? Ходила во сне? – спросил Флойд, уже приготовившись зачеркнуть написанное в блокноте. Дело-то стопроцентно дохлое. – Или она сильно расстроилась, или перила на балконе разболтались? Полиция говорила с владельцем дома?
– Да. Видите ли, домовладелец – я. И уверяю вас, перила на балконе в полном порядке.
«Чепуха, – подумал Флойд. – День, от силы два на расследование, и вывод будет тот же, что у полиции. Конечно, и такое дело – лучше, чем ничего, но из финансовой пропасти оно не вытащит».
Он положил авторучку и вытащил нож для резки бумаги. Вскрыл верхний конверт, и оттуда выпал ультиматум от владельца дома. Того дома, где жил Флойд.
– Месье Флойд, вы меня еще слушаете?
– Просто задумался. Мне кажется, версию несчастного случая трудно сбросить со счетов. А без явного свидетельства злого умысла вряд ли можно добавить что-то к официальному заключению.
– Месье Флойд, у меня именно что имеются свидетельства злого умысла. Конечно, лишенные воображения идиоты с Набережной не захотели даже посмотреть на них. От вас я ожидаю большего.
Флойд скатал требование заплатить за квартиру в комок и швырнул в корзину для бумаг.
– А вы можете рассказать про эти свидетельства?
– Да, при личной встрече. Предлагаю приехать ко мне. Сегодня же вечером. Надеюсь, вы не слишком заняты?
– Для вас найду время, – заверил Флойд.
Он записал адрес и телефон, договорился о времени. Потом спросил:
– Месье Бланшар, один момент. Я понимаю, что Набережную не слишком заинтересовала смерть этой женщины. Но почему вы позвонили именно мне?
– Хотите сказать, что я ошибся?
– Вовсе нет. Просто большинство клиентов обращаются ко мне по личной рекомендации. Мало таких, кто просто находит мое имя в телефонной книге.
Старик лукаво засмеялся – такой звук, будто поворошили кочергой угли в камине.