Только сейчас до нее дошел истинный смысл его слов, но она ни на миг над этим не задумалась, а лишь растерянно переспросила:

— Любовь?.. — Но больше ничего сказать не успела, ибо Пагано внезапно выпрямился, прикоснулся губами к ее устам и крепко прижал к себе.

Катерина чуть не задохнулась, но она уже знала, что происходит: точно так же мать целовалась с Николасом. Ей хотелось замереть в неподвижности, чтобы сполна насладиться этим новым ощущением, но неожиданно губы сами собой приоткрылись. Испугавшись, она отпрянула, и генуэзец тут же отпустил ее.

— Ну, конечно, еще слишком рано. Мы не должны делать этого сейчас. Позволь, я провожу тебя домой.

Испуганная и разочарованная, Катерина не нашла в себе сил даже заплакать.

— Я нечаянно, честное слово! Давай попробуем еще раз…

— Неужто ты думаешь, я этого не хочу? — воскликнул Пагано. — Но мне этого мало, принцесса! Однако еще неделя — и я уеду отсюда. А пока смогу вернуться, пройдет немало лет…

Внутри что-то болезненно сжалось.

— Ты скоро отплываешь?

Он кивнул.

— Сперва в Италию, а затем — кто знает? Думаю, меня ждут самые увлекательные приключения, но придется отправиться в путь в одиночестве…

— Возьми меня с собой, — предложила Катерина.

Его лицо не скрывало ни удивления, ни томительного желания. Но тут же он поспешил встряхнуться.

— Нет, нет, это невозможно. У нас нет времени ни для помолвки, ни для брачного контракта. Твоя тетушка не вправе решать такие вещи сама, а послать кого-то к твоей матери мы не успеем. Я не могу взять тебя с собой, моя красавица, хотя отдал бы за это все на свете! Мы даже не вправе больше видеться с тобой, иначе я рискую зайти слишком далеко: это сильнее меня… И тогда ты меня возненавидишь!

Мадонна Катерина де Шаретти нельи Дориа…

— Ты хочешь на мне жениться? — воскликнула Катерина. Ей пришлось опустить глаза, чтобы взглянуть на него, ибо Пагано, сняв с головы берет, упал перед ней на колени.

— Конечно, я мечтаю, чтобы ты стала моей женой! Я жажду показать тебе весь мир и представить флорентийским князьям, — едва слышным шепотом произнес генуэзец. — Но как такое возможно?

…И через неделю они сбежали из дома.

* * *

Впрочем, поначалу это вовсе не походило на бегство, и тетушка с дядюшкой с радостью пожелали им доброго пути, уверенные, что молодой человек должен отвезти дочь Марианы де Шаретти в Брюгге. Вместо этого влюбленные отправились в Антверпен. Там генуэзец рассчитал служанку Катерины, и вместе с ней и со своими челядинцами погрузился на корабль. Огромный, восхитительный корабль, носивший название «Дориа».

Конечно, в самом начале пути ей пришлось признаться в том, что она еще не стала по-настоящему женщиной, и Катерина решила сперва, что возлюбленный рассердился: ведь он вышел из каюты без единого слова. Однако, вернувшись, он заявил, что это не имеет никакого значения, и он готов подождать, сколько нужно, ведь все равно бумаги окажутся у них на руках не раньше Генуи.

Она не имела ни малейшего понятия, что для свадьбы нужны какие-то бумаги, но не усомнилась в его словах. Пагано осыпал ее подарками и лакомствами, хотя и не лег с ней в постель, как втайне надеялась Катерина; но днем они часто бывали вместе, играли в карты, он рассказывал забавные истории, щекотал и целовал ее, и девочка была в восторге. Он даже купил ей роскошное платье и с гордостью прогуливался с ней по палубе корабля.

На борту были и другие женщины. Поначалу они порой лукаво подмигивали Катерине, но та прекрасно знала, что не следует обращать на них внимания, — как-никак, она выросла в портовом городе… Штурман был с ней очень любезен, и чернокожий паж стал вежливым и послушным, — стоило мессеру Пагано отозвать его на пару слов, поигрывая тросточкой… В общем, все это было бы похоже на сказочный сон, если бы не новая нянюшка-фламандка, которая то и дело заставляла Катерину принимать ванны и глотать какие-то снадобья и порошки для улучшения цвета кожи. Впрочем, девочка подчинялась беспрекословно, чтобы Пагано мог гордиться ею перед флорентийскими князьями. Она верила, что он сдержит слово, и они поженятся, как только это будет возможно. Она выйдет замуж раньше, чем Тильда, и ее муж будет старше и богаче Николаса, и куда более знатного происхождения…

И потому все время, пока корабль, вышедший из Антверпена, плыл вдоль берегов Франции и Португалии, и мимо Геркулесовых Столпов к своему пункту назначения, Катерина де Шаретти продолжала неустанно молиться…

А тем временем в Брюгге Мариана де Шаретти старалась устроить превосходный рождественский праздник для своей старшей дочери Тильды, для всех служащих и домочадцев. Она пыталась не слишком скорбеть по своему единственному сыну Феликсу, погибшему на поле брани, и не очень скучать по Николасу, своему супругу, уехавшему во Флоренцию, а также по младшей дочери Катерине, которая (если судить по не слишком частым и подробным письмам) вполне была довольна своей жизнью в Брюсселе и отнюдь не торопилась возвращаться домой.

* * *

Итак, Катерина де Шаретти была счастлива, и мессер Пагано Дориа также чувствовал себя превосходно. Путешествие оказалось весьма выгодным и приятным. До сих пор его постигла лишь одна-единственная неприятность, — но и это, по воле Божьей, можно будет исправить… И не успел он оказаться в Италии, как и впрямь все решилось само собой. Он повстречал отца Годскалка.

Поначалу, впрочем, он и не смекнул, какая это удача. Встреча случилась, едва лишь корабль бросил якорь в Порто Пизано, служившем гаванью для Пизы и Флоренции. У мессера Пагано было полно хлопот с налогами, таможней и грузом, — а ведь еще требовалось уговорить Катерину оставаться на борту и объяснить, что она не должна появляться с ним на людях, покуда они не будут женаты, дабы никто и ничто не смог их разлучить…

И надо же было этой старой фламандской ведьме подучить девчонку переодеться пажом: в конце концов, если у него есть один чернокожий слуга, так почему не быть и второму — беленькому?.. Тут уж пришлось утешать милашку Ноя, чье маленькое черное сердечко и без того было разбито… В общем, лишь чудом им удалось наконец сойти на берег и приготовиться к отъезду во Флоренцию. Дориа как раз садился в седло, как вдруг Катерина подъехала к нему и махнула рукой куда-то вперед.

— Смотри!

Сперва генуэзец решил, что там ее тетушка или мать, однако девочка указывала на толпу пилигримов, только что прибывших из Рима. Среди них оказался священник: рослый, широкоплечий моложавый мужчина в потертом добротном плаще с капюшоном, торговавшийся с хозяином из-за лошади. За спиной у него виднелись двое слуг в ярко-синих накидках без гербов и дорожные сундуки в пятнах морской соли.

Перехватив руку невесты, мессер Пагано с улыбкой заставил ее успокоиться: ведь им еще пока рано обращаться к священнику, и к тому же он предпочел бы иметь дело со своим собственным духовником.