Инна крепко сжала планку перил. Она была готова выцарапать подлой подружке глаза и сдерживалась из последних сил. «Ну, я тебе покажу, гадина, подожди, посмотрим, кто будет смеяться последней», — гневно думала она, прислушиваясь к насмешкам. Но вся ее жажда мести улетучилась, как только она услышала вопрос, заданный язвительной Любкой, и не кому-то, а Артему — ее Артему, с которым она только позавчера танцевала, обнималась и согласилась встречаться!

— Артемка-Артемка, ну и девочку ты себе выбрал! Без слез не взглянешь.

Инна не слышала, что ответил Артем, его слова поглотил новый взрыв смеха, да и не хотелось ей больше ничего знать. Было достаточно того, что он находился там, слушал, как о ней говорят гадости, и смеялся вместе с другими.

Глаза Инны нестерпимо жгли злые слезы. Она стояла, вцепившись в перила, и желала провалиться сквозь землю. Впервые ей хотелось умереть, лишь бы забыть все, что она услышала.

— Пойдемте, скоро звонок, — сказала Катька, — сейчас инглиш, может, наша глупенькая королева еще что-нибудь отколет, потом расскажу.

Инна присела на корточки за перилами. Она увидела, как из-под лестницы выходят знакомые ей девчонки и парни. Последним появился Артем. На его плече повисла Любка. Ребята завернули за угол, но Инна успела услышать, как Любка спросила:

— Так мы пойдем в кино?

Раздался звонок, но Инна не двинулась с места. В голове ее творился самый настоящий кошмар, в такой растерянности она не пребывала еще никогда. Слезы текли в три ручья, их никак не удавалось остановить, сколько она ни вытирала щеки рукавом. От губастой Любки она могла ожидать чего угодно, но только не от Кати, ближайшей подруги, не от тех мальчишек, которые совсем недавно признавались ей в любви, и не от девчонок, восхищавшихся ее вкусом! Ножом в спину казался Инне их смех. Словно ее, лежачую, отпинали ногами все ученики школы и самый болезненный удар нанес Артем. Под дых — удар, от которого невыносимо больно, от которого задыхаешься и невозможно глотнуть воздуха.

Стих топот ног спешащих на уроки учеников, закрылись двери кабинетов, опустели коридоры — Инна осталась в одиночестве и тишине. В ее ушах продолжал звучать смех. Она спустилась на первый этаж и быстро двинулась к выходу из школы. Дежурные девочки проводили ее изумленными взглядами и зашептались. У самого выхода ее остановил молодой охранник.

— Высотина раньше всех заканчивает учебный день?! — насмешливо спросил он.

— Пропусти, — не глядя на него, буркнула Инна.

В любой другой день она бы остановилась и пофлиртовала с симпатичным охранником, как делала всегда, но только не сейчас.

— А пропуск у тебя есть? — задержал ее молодой человек, ухватив девушку за локоток.

Инна гневно уставилась на него.

Пальцы охранника разжались.

— Эй, ты чего?

— Ничего… — прошептала она, толкая перед собой дверь. — Я просто тупая блондинка.

Она слышала, что он выбежал вслед за ней, но не остановилась. На улице стояла ясная осенняя погода. Асфальт и все еще зеленые газоны покрывали желто-красные листья. Хотелось кричать от ощущения бессилия. Инна достигла домов, лишь тогда обернулась и посмотрела на школу, где еще полчаса тому назад она чувствовала себя хозяйкой. Теперь ей было ненавистно это серое строение с решетками на окнах.

Дома, забившись в угол на своей огромной кровати, она плакала, пока не пришла мама.

— Инна, что случилось? — испуганно воскликнула мать, распихивая мягкие игрушки и присаживаясь рядом с дочерью.

— Ничего.

В комнату, привлеченный всхлипываниями хозяйки, прибежал Гламур и звонко затявкал.

— Смотри, твой любимец прискакал, — мать подняла щенка на кровать, — милая, посмотри только, как он переживает за тебя!

Инна оттолкнула собаку.

— Убирайся! Глупый пес!

— Тебя кто-то обидел? — допытывалась мать, поглаживая вздрагивающие плечи дочери. — Расскажи мне. Ну давай же, мы обязательно что-нибудь придумаем!

— Меня все ненавидят! — выкрикнула Инна. — Что тут можно придумать?!

Мать всплеснула руками.

— Инночка, ну что ты такое говоришь…

— Да! Все именно так!

— Дорогая, если это из-за тех часиков, которые мы не купили тебе…

— Мама, — взвыла Инна, — ты ничего не понимаешь!

— Так объясни же мне! Еще утром ты была такая довольная, радовалась…

Инна вскочила с кровати и подбежала к столу, над которым висел огромный постер с Перис Хилтон.

— Что ты хочешь сделать?… — Мать растерянно поднялась.

Инна ухватилась за край плаката и резко потянула его на себя. Она рвала постер со своим кумиром до тех пор, пока он не превратился в горку мусора на полу. Тогда она схватила с края стола стопку глянцевых журналов и не успокоилась, пока не изорвала их все. Мать молча наблюдала за ней, но вмешиваться не пыталась. Гламур путался в ногах, громко лая.

Слезы застилали ей глаза, когда она обрезала наращенные ногти, которыми так гордилась. Никакой жалости Инна не испытала, и вышвырнув из шкафа розовые короткие юбки, откровенные топы, оставив один спортивный костюм, джинсы и пару толстовок, оставшихся еще со времен ее прежней жизни, в которой не было места гламуру и прочей ерунде. В жизни, где она не была самой популярной девочкой в школе, а кто-то поговаривал о ней как о «заучке, не умеющей тусить» — скучной и серой. Тусить она научилась, так же как быть веселой и яркой, только счастья это ей не принесло. Раньше Инна считала, что она абсолютно счастлива, что сделала правильный выбор. Раньше — пока не узнала, что именно окружающие думают о ней на самом деле. Она могла бы забыть или попытаться сделать вид, что забыла, убедить себя, что все, сказанное ребятами под лестницей, говорилось ими от зависти. Ведь она такая успешная, красивая и модная, ей не могут не завидовать, каждый метит на ее место! Все могло быть именно так, если бы только, услышав злые слова из-под лестницы, она не поняла, что это — правда. Она стала сама себе противна. Больше не хотелось быть гламурной блондинкой, корчить из себя глупенькую и играть бесконечную роль ради популярности, в конечном счете не стоившей того. Да, у нее были поклонники, которые клялись ей в любви, а когда она отворачивалась — называли ее тупой, были подруги с желчной слюной. Ей подражали, но не потому, что она кому-то нравилась, а чтобы скопировать успешный образ.

Инна взглянула в зеркало и, вынув из глаз голубые линзы, ожесточенно бросила их на пол.

— Ненавижу, — прошептала она, глядя на свое отражение, откуда на нее смотрела заплаканная кареглазая девочка, которую она окончательно убила в себе три года тому назад, изменив себя до неузнаваемости.

— А так даже лучше, — подала голос мама, тихонько сидевшая в сторонке.

— Да, — впервые за долгое время согласилась с ней Инна, — так лучше.