Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но я не продаю книги, — промямлила она.
— Да? А кто продает?
— Книжные магазины.
— Но вон же у вас лежит книжка!
— Это мой личный экземпляр, — она вцепилась в этот несчастный томик, словно я хотела его украсть, а не купить. — Он мне самой нужен.
— Но я же заплачý!
Она встала, давая понять, что мероприятие закончено и разговор тоже. Все мигом смекнули, что пробил час свободы. Полкласса смели с дороги лиловолосую библиотекаршу и создали пробку в дверях. Остальные попытались вылезти наружу через окно. Взмокшая фрау Майер, размахивая руками, металась между теми и другими.
Воспользовавшись моментом, я направилась к писательнице, которая запихивала книги в сумку. Она была на две головы выше меня. Я снизу заглянула под ее лохмы, надеясь хоть мельком разглядеть лицо.
— Здрасьте, — сказала я.
— Здрасьте, — она вздрогнула от испуга.
— Вы замечательно читали, — соврала я.
— Спасибо, — она прекрасно поняла, что я вру.
— Как я уже сказала, мне бы очень хотелось купить вашу книгу.
— Да, пожалуйста.
— У меня есть двадцать евро.
— Она стоит 14,95.
Я торжествующе выудила из кармана двадцатку, разгладила ее и положила на стол перед Леей Эриксон.
— Сдача у вас будет?
— Я же сказала, что не продаю книги. Я их пишу.
— Так мне надо пойти в книжный или что?
Она откинула сальные патлы. В меня вперились два голубовато-стальных глаза.
— Мне все равно, — ответила она.
Ну вот это уж наглость! В конце концов, она пишет книги, чтобы зарабатывать деньги, ей не может быть все по барабану.
— Да вы радоваться должны, что кто-то эту лабуду готов читать!
Глаза вновь исчезли за волосами. Она защелкнула сумку и направилась к двери, где пробка уже рассосалась. Моя двадцатка лежала на столе, и никому до нее не было дела, как до расплющенной трамваем бутылочной крышки.
— Эй, вы! Как вас там? Лея!
Эта тупая овца даже не обернулась.
В автобусе я сидела рядом с Петровной и рвала на тысячу клочков флаер «Недели книги», который прихватила на выходе из библиотеки. Две трети учеников, как и ожидалось, после чтений испарились. Фрау Майер обреченно смотрела на жалкие остатки класса. Пусть спасибо скажет, что хотя бы мы возвращаемся с ней в школу, — так нет, она еще рожи корчит.
— Ты слушала, что эта швабра читала? — спросила я Петровну. — Поняла, о чем там?
— Ну так себе. Развод, все такое.
— Не только. Там про девчонку было.
— Я потрясена, — зевнула Петровна.
— Нет, ты послушай. У нее все как у меня. У этой девчонки из книги.
— Офигеть. — Если она продолжит в том же духе, то скоро вывихнет челюсть.
— Нет, правда, Петровна! И говорит она то, что я всегда говорю.
— Да каждый второй несет такую же чушь, как ты.
У меня возникло чувство, что она просто не желает меня понимать.
— И имя-то какое чудное — Лея Эриксон, — зашла я с другой стороны.
— Точняк псевдоним.
— Что-что?
— Ну, на самом деле она наверняка какая-нибудь Клаудия Мышепуккер. И издательство придумало ей имечко получше. Они всегда так делают — все приукрашивают. Чтобы люди над ней не ржали, а решили: клевая тетка, надо купить ее книжку.
Ничего клевого в этой тетке не было. Но смеяться мне тоже как-то не хотелось.
Фрау Майер, покачиваясь вместе с автобусом, подошла к нам.
— Я хотела спросить, как тебе эта книга, Ким, — проговорила она. Взгляд у нее был доброжелательный, из серии «Если поднапряжешься чуток, так и быть, четверку с минусом поставлю».
— А что сразу я? — недоверчиво пробормотала я. С чего она ко мне привязалась?
— Я наблюдала за тобой. Ты слушала очень внимательно.
— Ну а что мне еще было делать?
— Я никогда не видела на лице у ученика такого выражения.
Я рефлекторно схватилась за подбородок, ощупала нос и щеки. Вроде всё в порядке.
— А вам-то книжка понравилась? — поинтересовалась я. Как известно, нападение — лучшая защита.
— По-моему, для подростков самое то. Очень жизненно написано.
У меня застучало сердце.
— Но шедевром не назовешь, — добавила фрау Майер. — Ты много читаешь?
Наверное, стоило соврать — может, она бы поставила мне оценку повыше. Но я сказала как есть:
— Да я вообще не читаю.
* * *
После школы Петровна предложила пойти в парк. В последнее время она завела моду ходить в парк и сидеть там под деревом. А раз мы подруги, я хожу с ней. Пока Петровна пялится в пространство и время от времени черкает что-то на ладони, я делаю домашку. В смысле, списываю то, что Петровна успела сделать на переменах.
Но сегодня нам ничего не задали. Ведь мы ходили на чтения. Правда, фрау Майер грозилась дать задание по тексту. Но потом, видимо, решила, что нечестно грузить именно тех, кто вернулся с ней в школу. И тут я с ней совершенно согласна.
— Но вы все-таки поразмышляйте об этой книге, — сказала фрау Майер на прощание. — Мы еще будем подробно ее обсуждать. И кстати, это повлияет на оценку по немецкому.
— Бли-и-и-ин… — протянул Франц. Его живо поддержали остальные четверо, добравшиеся до школы. — Что она там вообще читала? Кто-нибудь слушал?
— Может, придется ее даже прочесть, книжку-то, — ядовито сказала фрау Майер и посмотрела при этом на меня. Я отвела взгляд.
— Еще раз: как она называлась? И как зовут тетку, которая ее написала? — пробурчал Франц.
— «Кретинология для продвинутых», — рыкнула Петровна и взяла меня под руку.
Мы сидели под каштаном. Попы у нас мигом промокли — мы слишком поздно заметили, что трава сырая. Но вставать было лень. Подобрав с земли листок, Петровна водила острым ногтем по прожилкам. Я жевала взятый из дома перекус. Исключительный случай: мама мне что-то дала с собой — в последнее время она постоянно об этом забывает. Бутерброды из цельнозернового хлеба с сыром и салатом. Я выкусывала середину, а корочками делилась с Петровной. Ей еды с собой не давали никогда, даже в первом классе.
— Наверное, мне нужно прочитать эту книжку, — сказала я.
— Какую? — Петровна уже обо всем забыла. Она всматривалась в крону дерева. — Представляешь, этому каштану, может, уже больше ста лет. Он тут рос, когда наших родителей еще в проекте не было.
От ее мечтательного настроя мне сделалось не по себе. Чтобы вернуть Петровну на землю, я показала ей флаер. На нем были имена писателей, принимавших участие в «Неделе книги», их фотографии и названия книг.