человек, чью историю собираюсь рассказать. Физическая преемственность с моим прежним «я» не является недостатком. Я могу говорить от третьего лица и не чувствовать, что притворяюсь. Я могу анализировать свой субъект, могу открыть всю правду, ибо она, а не я – моя настоящая героиня. Свою жизнь мне еще предстоит прожить, её жизнь закончилась в тот момент, когда началась моя.

Порой изучать человечество лучше на примере целого поколения, чем одной человеческой жизни, а духовные поколения так же легко разграничить, как и физические. Теперь я – духовное дитя от союза Прошлого и Настоящего в моем сознательном опыте. Мое второе рождение нельзя считать менее значимым из-за того, что у него не было физического воплощения. Несомненно, и раньше случалось, что одно тело служило оболочкой нескольким душам. Я также не отрекаюсь от кровных отца и матери, поскольку они так же участвовали в рождении моего второго «я», как и все предки моего рода. Они дали мне тело, чтобы у меня были глаза, как у отца, и волосы, как у матери. Они также наделили меня духом, чтобы я рассуждала, как отец, и была терпеливой, как мать. Но разве они посадили меня в защищённом саду, где солнце согревало меня, а зима не приносила вреда, пока они кормили меня из своих рук? Нет, они рано отпустили меня резвиться в полях, – возможно потому, что удержать меня было невозможно – где я ела дикие плоды и пила росу. Разве они учили меня по книгам, разве говорили, во что верить? Вскоре я сама выбрала свои книги и построила свой собственный мир.

В условиях этой дискриминации появилась Я, новое создание, которого ранее не существовало. И когда я нашла собственных друзей и побежала с ними домой, чтобы обратить моих родителей в веру в их совершенство, разве я не начала тогда создавать своих отца и мать так же, как они когда-то сотворили меня? Разве я не стала родителем, а они – детьми в этих отношениях учителя и ученика? И поэтому я могу сказать, что рождалась не единожды, и я могу рассматривать свое прежнее «я» как отдельное существо и сделать его предметом изучения.

Правильная автобиография – это исповедь на смертном одре. У честного человека столько работы, что времени размышлять о прошлом не остаётся, ибо есть сегодня и завтра с их насущными делами. Мир тоже настолько занят, что не может позволить себе изучать незавершенный труд человека, поскольку может оказаться, что он был напрасен, а миру нужны шедевры. И все же есть обстоятельства, при которых человек имеет основания сделать паузу в середине своей жизни и задуматься о прожитых годах. Тот, кто на раннем этапе своей жизни завершил конкретную задачу, может остановиться, чтобы рассказать об этом. Тот, кто пережил необычайные приключения в исчезающих условиях, может сделать паузу, чтобы описать их перед тем, как отправиться в стабильный мир. Также, возможно, раньше стоит выслушать того, кто, не сходя с проторенной тропы и не добившись ни единой выдающейся победы, прожил пусть и простую, но настолько насыщенную и содержательную жизнь, что на собственном опыте смог постичь универсальные законы жизни.

Мне еще нет тридцати, считая по годам, и я пишу историю своей жизни. Что же из вышеперечисленного служит моим оправданием для написания автобиографии? Я ничего не достигла, я ничего не открыла, даже случайно, как Колумб открыл Америку. Моя жизнь была необычной, но отнюдь не уникальной. И в этом как раз и заключена суть. Я понимаю, что моя история в общих чертах типична для многих, и именно поэтому я считаю, что её стоит записать. Моя жизнь – конкретная иллюстрация множества статистических фактов. Хотя я написала личные мемуары, я считаю, что они интересны прежде всего тем, что иллюстрируют десятки неописанных жизней. Я лишь одна из многих, кому суждено было прожить страницу современной истории. Мы – жилы кабеля, который связывает Старый Свет с Новым. Как корабли, которые нас привезли, связывают берега Европы и Америки, так и наша жизнь перекидывает мост через горькое море расовых разногласий и недопонимания. До нашего прихода Новый Свет не знал Старого, но с тех пор, как мы начали прибывать, Молодой мир взял Старый за руку, и они учатся ходить бок о бок в поисках общей судьбы.

Возможно, я взяла на себя лишние хлопоты, придумывая оправдание своей автобиографии. Уже один мой возраст, мой истинный возраст, был бы достаточным основанием для её написания. Моя жизнь началась в средневековье, я это докажу, и вот я всё ещё здесь, ваша современница в двадцатом веке, восторгаюсь вашими новейшими идеями.

Если бы у меня не было лучшего основания для написания мемуаров, меня бы всё равно подтолкнули к этому мои личные потребности. Это в каком-то смысле вопрос моего спасения. Я была в самом впечатлительном возрасте, когда меня пересадили в новую почву. Я переживала тот период, когда даже нормальные дети, находясь в привычной среде, начинают исследовать свою душу и стараются понять себя и свой мир. И похоже, что с пути самопознания меня не смогла сбить даже необходимость исследовать новую внешнюю вселенную. Я отправилась в двойное путешествие навстречу открытиям, и это была захватывающая жизнь! Я подмечала каждую мелочь. Я не могла не думать о зыбкой, меняющейся панораме жизни, как и младенец не способен оторвать взгляда от сияния движущейся в его поле зрения свечи. При этом всё запечатлевалось в моей памяти с двойными ассоциациями, поскольку я постоянно обращалась к моему новому миру для сравнения со старым, а к старому миру для прояснения нового. Я стала ученицей и философом в силу обстоятельств.

Если бы меня привезли в Америку несколькими годами ранее, я могла бы написать, что мой отец эмигрировал в таком-то году, рассказала бы и о том, чем он зарабатывал на жизнь – это была бы семейная история. Но в тот момент, когда всё произошло, самым важным событием лично для меня стала эмиграция. Все процессы выкорчёвывания, транспортировки, пересадки, акклиматизации и роста происходили в моей собственной душе. Я чувствовала боль, страх, чудо и радость. Забыть это невозможно, ибо остались шрамы. Но я хочу забыть – иногда я мечтаю забыть. Думаю, я полностью усвоила своё прошлое, исполнила его волю, и хочу теперь жить сегодняшним днём. Больно осознанно существовать в двух мирах. Вечный Жид*[1] во мне ищет забвения. Я не боюсь жить дальше, только бы не пришлось слишком многое помнить. Подобно тяжёлому одеянию яркие воспоминания о