Я, возможно, еще долго не заметила бы изменений, но в день прибытия князя Вольсхого произошло несколько значительных событий. Погода долгожданно портилась. Ветер дул порывами, предрекая скорое падение температуры и проливной дождь. Его мне не хватало и о нем мечтала последние две крайне засушливые недели.

Часов в пять-шесть после полудня, подчиняясь собственному распорядку, находилась в тихой пыльной библиотеке. На время летнего удушливого сезона придвигала тяжелый стол ближе к распахнутому настежь окну, сохранившемуся после многих десятилетий службы лучше всего, садилась в любимое, но жесткое, кресло с подложенной подушкой для мягкости и часами читала выбранную заранее книгу.

Время от времени записывала интересную информацию из прочитанного в свирк. Волшебная тетрадь, используемая в качестве личного научного дневника, никогда не заканчивалась. Более того, в отличие от обычных тетрадок, она не только ответственно хранила записи от чужих глаз, но и позволяла рисовать на своих страницах небольшие картинки в движении. Когда становилось совсем скучно и одиноко, рисовала человечков и заставляла их выделывать различные трюки.

Но в этот день все неожиданно пошло наперекосяк. Начались неприятности с шума за окном, который я первые минут десять пыталась игнорировать. Продуктивной работе мешала невыносимая духота и с перепоя вынести еще один раздражитель я сил в себе не нашла. Не помогли даже успокоительные медитации, которые обычно выручали в трудную минуту после общения с раздраконенными пьяницами.

Грохот стал последней каплей. Волей-неволей я отложила затертое до дыр пособие по некромантии с интересующим разделом по теоретическому расчету слияния энергий жизни и смерти, сил целителя и некроманта воедино. Изучение некромантии выходило исключительно теоретическое, освоение целительства зависело от обстоятельств. Если получалось раздобыть пьяный полутруп, то принималась за дело.

Поправив высокий хвост светло-желтеньких волос, который собирала только ради сопротивления жаре, надела на скрывающий грудь топ жилет, чтобы не выглядывать на улицу полуобнаженной, и высунулась наполовину из окна, придерживаясь руками за раму. Не ошиблась. Голос, пойманный недавно в пол-уха, принадлежал Рейсланду Тишиеру Вольсхому, младшему князю и внуку старика-ректора. Гордый профиль, перекаченное «самцовое» тело, будто принадлежащее не некроманту, а боевому магу иной направленности, и карие глаза с насмехающимся над нищими и слабыми взглядом.

Чемоданы разных габаритов один за другим вылетали из парадного входа в цитадель, поднимая клубы песчаной пыли и загораживая обзор. Я во все глаза следила за развитием событий. При мне еще ни разу не происходило ничего подобного! Только ночные вечеринки давали заряд бодрости и безудержного веселья. Но академикам, собравшимся на крыльце, настолько «безудержно весело», что их лица искривлены в гримасах злости и бешенства.

— Как все взвинчены… — протянула я, подставляя лицо легкому ветерку, дарящему слабое ощущение прохлады. Окончательно протрезветь ветер не помогал.

Старичок-ректор в типичном для него коричневом костюме на этот раз с зеленым плащом, ковыляя, вышел перед академиками в сопровождении молодого, полного сил темноволосого внука. Чем-то эти двое неуловимо похожи, и мне претила эта похожесть, как ненависть к аллергенной лактозе. Знать младшего князя не понаслышке, эдакую «гору мышц» не хотелось, даже если бы за знакомство с ним приплачивали по сто льят в месяц или неделю. В Вольсхом, нем не менее, были плюсы: молчала «гора мышц» основательно, можно было предположить наличие мозга где-то между мускул.

Мнения о младшем князе я не самого лучшего, как и многие адепты, с которыми ему пришлось столкнуться в прошлом. Его внешняя привлекательность с большой охотой и легкостью перечеркивалась откровенной вздорностью и завышенным чувством превосходства. Когда Рейсланд Вольсхий объявлялся в цитадели, я всегда старалась держаться от него подальше. Пугал тот, от кого не знала чего ждать. Род разорился, а Табол не поскупился бы н вознаграждение.

Вздохнув, я решительно обиделась на судьбу, не позволившую подслушать творившийся балаган далеко внизу, спустилась с подоконника на пол и собралась защелкнуть щеколду на деревянной оконной раме. Но вздрогнула, заметив пристальное внимание к себе. Напряженный, сосредоточенный взгляд «горы мышц» пронзал, вызывая неприятные волнения в душе и бессознательный страх. Он узнал меня. Он вспомнил то, что нас связывало.

А связывало нас многое. Всего полчаса, проведенные вместе, мы запомнили на всю жизнь. Уходя, видела по его глазам тогда и видела сейчас клокотавший в нем гнев. Пожав плечами, отогнала чудовищную мысль, закрыла окно и вернулась к чтению, сев в любимое драное кресло. Только подушку взбила. Происшествие к сведению не приняла, потеряв единственную возможность бежать.

Слова из толстенной энциклопедии не складывались в разумные фразы, как я не старалась их прочесть-перечесть и даже выписать в свирк. За какую бы часть работы не бралась, все шло из рук вон плохо. Я ненавидела те дни, когда младший князь прибывал в цитадель с визитом. И он, Вольсхий, ненавидел меня взаимно.

— Снова голодовка? — поддел парень, неслышно приблизившись со спины.

Высокий, но страшно худой неказистый брюнет поставил поднос на пустую прогалину заваленного книжками и бумагами стола.

— Хмф, — фыркнув, предпочла не обращать внимание на Сарона. Иногда он перегибал палку и вел себя со мной так, будто мы с ним друзья. И слишком много себе позволял. — Сила… лучший аргумент. Не в той «голове» все извилины сосредоточены.

Сарон рассмеялся. Его смех тихий, с хрипотцой звучал нежно и не отвлекал от работы. Только что-либо учить и познавать новое мотивации сегодня больше не было. Я подумывала взять что-нибудь потяжелей, что-нибудь экзистенциальное вроде сотворения и происхождения магических истоков и зарождения истинной искры.

— Как думаешь, насколько он на этот раз? — спросил Сарон, присев на край подлокотника моего кресла и наклонился ко мне. — Обычно он не задерживается дольше двух дней.

— Без разницы. Главное, чтобы он поскорее убрался и больше не мозолил глаза.

Книгу пришлось отложить. По щелчку пальцев толстенный том воспарил и, слабо взмахивая половинками — передней и задней крышками — перелетел на стол и взгромоздился на самый верх стопки, готовой вот-вот завалить собой мой обед.

Сарон провел рукой от моего плеча по позвоночнику и завалился вперед, когда я резко встала из кресла.

— Наконец-то, обед!

Питание в государственной академии некромантии всегда было очень недурно. Каждый день то курочка, то рыбка. По праздникам давали мясо кастира. Зверек в обилии водился в местном лесу, периодически сокращая численность браконьеров.

Кастир — маленький зверек с очень нежным мясом и острыми зубками — подавался только в самых дорогих ресторациях и в императорском дворце. Насколько мне было известно, считалось весьма и весьма почетным для некроманта питаться мясом. При условии, что это мясо не восстанет у некроманта на языке. Тогда — позор.