— Можешь назвать хоть один конкретный факт?

— Ну вот, например: смотрим мы с ним телевизор вечером, вдруг он как сорвется с дивана, как забегает по комнате и… бормочет что-то. Ты бы видела его глаза! Безумные…

— А что за передача была? Машенька задумалась.

— Фильм какой-то, точно не помню… Про альпинистов, кажется.

Ангелина Львовна помолчала. На кухне закипел чайник, и от его свиста гостья вздрогнула.

— Видишь? Я уже сама от каждого звука шарахаюсь, — сказала она. — Я его боюсь!

— Кого?

— Ревина. Представляешь? Боюсь собственного мужа.

— Погоди, — остановила ее Ангелина Львовна. — Постарайся объяснить, чем вызван твой страх. Муж кричит на тебя? Бьет?

— Нет… что ты! Он меня за всю жизнь пальцем не тронул. Орет, бывало, если чем недоволен, и то редко. Ревин вообще не злой, просто вспыльчивый. Накричит, а потом извиняется.

— И часто у него случаются приступы агрессии?

— Да какой агрессии? — вздохнула Машенька. — Ну, взорвется мужик иногда. С кем не бывает? Ты попробуй бизнес вести, сразу поймешь, отчего у людей нервы сдают.

— Он тебе угрожал? Что он обычно говорит во время скандалов?

— Ну… вопит, как ему все надоело… меня ругает. Ты, говорит, Машка, корова безрогая, никакого толку от тебя нет. Слоняешься целыми днями по квартире да конфеты жуешь. Хоть бы занялась чем-нибудь! Дите бы родила, что ли…

— Может, он прав? Ты не работаешь, средства позволяют, почему бы…

— Вот еще! — перебила ее подруга. — Не приспособлена я для этой роли. Терпеть не могу пеленки-распашонки! Какая из меня мать? Я с детства решила: рожать не буду. И Ревина предупредила перед свадьбой, так что он был в курсе. Да он ругается несерьезно, так… болтает все подряд. Несет чепуху…

— Чего ж ты его боишься?

— Ой, Геля… у него такие глаза иногда становятся! Аж мороз по коже… Не взгляд, а… — она запнулась, подбирая подходящее слово, — …лeдяной холод! Прямо кровь стынет. И ведь раньше ничего подобного не было.

— Сколько вы женаты?

— Семь лет… — всхлипнула Ревина. — Все годы жили душа в душу… Ну, ругались, конечно. А кто не ругается? Зато Данила умел мириться. Цветы дарил, драгоценности… на колени даже вставал. Хоть и шутя, а все же приятно. У нас серьезная размолвка только одна случилась, когда он меня к охраннику приревновал. Да и то это давно было, в первый год. Потом мы притерпелись, притерлись друг к другу.

Ангелина Львовна задумалась. Бессонницу и «странные взгляды» нельзя назвать опасными симптомами, даже с натяжкой. Но Машенька слишком расстроена. А она не из тех, кто хнычет по пустякам. В школе беззаботный характер подруги вызывал у Гели белую зависть. Она сама мечтала научиться воспринимать жизнь как нескончаемое забавное приключение, но так и не смогла. А вот у Маши это получалось само собой. Ее не так-то легко вывести из равновесия. Значит… с Ревиным действительно происходит неладное, раз его жена то дрожит от страха, то заливается слезами.

— Маша, — серьезно сказала Закревская. — Постарайся вспомнить что-нибудь еще, более существенное. Понимаешь, плохой сон и…

— Да знаю я, знаю… — нервно перебила Машенька. — Потому к тебе и пришла. Чужому не расскажешь…

Госпожа Ревина долго шмыгала носом и судорожно комкала в руках белоснежный беретик.

— Однажды Данила разбудил меня посреди ночи, — едва слышно начала она. — Он кричал: «Где твое золото? Где золото?» Я думала, ему приснился кошмар. «Какое золото? — спрашиваю, — спи!» Но он вскочил, вне себя от возбуждения, бросился к секретеру, вытащил мою шкатулку, высыпал из нее все на стол и уставился, как безумный. Я встала, подошла… смотрю на него и не узнаю: руки дрожат, перебирают мои побрякушки, лицо бледное… На самом деле Ревин совершенно не жадный, а к золоту и вовсе равнодушный. Он считает украшения «бабскими штучками». Никаких цепей на шее, булавок, запонок, никаких перстней никогда не носит. Только обручальное кольцо, и то по моему настоянию.

— И что потом?

— Так и сидел до утра над золотом… будто помешанный. Я легла спать, а он не пришел…

Машенька снова заплакала, теперь уже беззвучно. Слезы обильно катились по ее нарумяненным щекам, промывая светлые дорожки.

— Это все?

Госпожа Ревина удрученно кивнула.

— Он просто сам не свой! А с этим золотом… просто ужас какой-то…

— Что требуется от меня? — осведомилась Ангелина Львовна. — Я не могу поставить диагноз с твоих слов. Да ты и не за тем пришла.

— Побеседуй с Данилой! — взмолилась Машенька. — Ты же профессионал. Выясни, что его беспокоит. Отчего он стал таким?

— Ладно. Пусть приходит. Он согласится?

— Я его уговорю. Придумаю что-нибудь…

— Он сам замечает перемены в своем состоянии?

— Думаю, да… — прошептала Машенька. — Когда становится прежним Ревиным, с которым я восемь лет назад познакомилась на катке. Очнется и испытывает неловкость за свои выходки. Но это бывает все реже и реже. Геля, как быть?!

* * *

Семья Мельниковых переживала трудные времена.

Владимир и Лариса поженились, будучи оба студентами педуниверситета. В Москву они приехали из провинции, жили впроголодь в общежитии, подрабатывали, чем могли. Иногда родители присылали посылки из Ярославской области — сало, домашнюю тушенку. Этого хватало не надолго, и снова начинались голодные дни. Потом жизнь немного наладилась. Володя перевелся на заочное, нашел хорошую работу. Сразу после защиты диплома у Ларисы родился ребенок. Девочку назвали Катей.

Мельниковы смогли снимать крошечную квартирку на Бауманской. Лариса вынуждена была сидеть дома, нянчить Катю. О своем жилье мечтать не приходилось. Так и кочевали с квартиры на квартиру. Когда Катюшка подросла и пошла в садик, Лариса устроилась в ближайшую школу преподавать биологию.

Мельников о работе по специальности и не помышлял, понимая, что на учительскую зарплату семью не прокормишь. Работал на стройках, благо в Подмосковье таковых хватало. Частные коттеджи росли, как грибы. Платили строителям неплохо, и Мельниковы жили более-менее обеспеченно. Во всяком случае, на еду и одежду хватало, даже мебелью обзавелись.

И вдруг случилось непредвиденное. О технике безопасности на частных стройках никто не забо — тился, вот и произошел тот самый «несчастный случай», о котором старались не думать. Мельников полез на лестницу, та съехала, сорвалась и упала. Он сломал руку в локтевом суставе, со всеми вытекающими последствиями: больница, гипс и длительная нетрудоспособность. Оплачивать лечение заказчик не собирался, а за время, проведенное Владимиром на больничной койке, небольшой запас денег, отложенных Мельниковыми, иссяк. Вдобавок ко всем неприятностям рука срослась плохо, не сгибалась, не действовала и продолжала болеть. О возвращении на стройку не могло быть и речи.