— Не хочешь поговорить?

— Нет.

— У врача была уже?

Была. Три дня назад. И вердикт не утешителен — у меня осталось всего несколько месяцев, чтобы забеременеть. Мои яичники устроили мне акцию протеста и отказываются работать в стандартном режиме. Учитывая, что ребенка я хочу, а ни мужа, ни любовника у меня не наблюдается, перспективы так себе.

— Тань, ничего не поменялось…

— Хочешь, я тебе Тотошку отдам? Ручаюсь — его родители даже не заметят.

У Таньки своеобразное чувство юмора.

— Ха-ха, — меланхолично отзываюсь я.

Таня откидывает на дуршлаг отварную брокколи, выкладывает в тарелку, поливает оливковым маслом, посыпает сыром. У меня урчит в желудке. Танька вздыхает и делает ещё одну порцию для меня.

— Насть… найти мужчину на ночь не проблема. В конце концов, есть банки донорской спермы…

— Веришь, нет, но мне хочется знать, от кого я ребёнка рожаю.

— Стас…

— Таня!

Мы снова замолчали. У потолка лениво жужжала муха. Ненавижу мух, истребляю их, но с этой сражаться не буду — она Танькина. Пусть сама мучается. Мы сосредоточенно ели, Тотошка увлечённо играл содержимым тарелки. Тане придётся снова уговаривать его поесть.

— Смотри, какая красивая брокколи, — включилась она. — Похожа на огромное дерево! А Тотошка великан! Мы же сможем съесть это дерево?

Тотошка закрыл рот и упрямо затряс головой. Не хотел он никаких деревьев. И разговаривать не хотел. Таня не волновалась — все же два года только. Ещё залопочет. А он… вдруг ткнул в Таньку пальцем и громко и отчётливо сказал:

— Мама!

Танька охнула. Да и я тоже.

— Не говори так, милый! Я чужая, чужая тётя!

— Мама! — Тотошка был очень упрям.

— Меня уволят, — простонала Танька.

Я погладила её по волосам. Может, не уволят. Может, не заметят даже. Не так уж они своим сыном и интересуются. И поневоле испытала острый приступ зависти, несмотря на то, что Тотошка подруге чужой.

Танька успокоилась. Ловко всунула в приоткрытый детский ротик кусочек зелёного овоща.

— Тогда перебери своих бывших. Проверенные уже мужики…. Попользуешься разок, может, не обидятся.

— А, — отмахнулась я. — Мужчина должен быть идеальным, а среди моих бывших такие не водится.

— Иди уже, — рассердилась Таня, — ты заражаешь Тотошку пессимизмом — смотри, какой печальный стал.

— Он просто жрать не хочет, — сказала я, но послушно ушла.

Выкатила свой велосипед. Сунула в уши наушники. Посмотрела на экран — восемь утра только, а столько переделала дел! Моя новая жизнь на меня отлично влияет. В наушниках популярная донельзя песня про незабудки. Незабудки мне никто не дарил, но подпеть — точнее, подвыть — я всегда готова. Быть дурочкой вообще здорово — столько всего прощают.

Велосипед, успевший отдохнуть, не хотел слушать хозяйской руки.

— Потерпи немножко, — попросила я, не расслышав за незабудками своего голоса. — Скоро выходной.

Все случилось донельзя внезапно. Я катила по Танькиной подъездной аллее, выкатилась на дорогу и хотела повернуть, но вдруг слетела цепь — не зря мой велик стонал и жаловался. Затормозить я не могла, все, что оставалось — визжать в предчувствии скорой кончины.

Падать я не люблю. Да и кто любит? И возможно, не упала бы, повизжала бы, да и остановилась как-нибудь. Но мужчина… он появился внезапно. Я только и успела увидеть светло-серую, почти белую футболку, русоволосую голову и — бах!

И как в съёмке замедленной. И мысль: главное — не сесть на раму. В двенадцать я села со всего маху. Незабываемо. Поэтому летела я и думала: «Только не на раму! Куда угодно, только не на раму!»

В кои-то веки Господь услышал мои молитвы: велосипед улетел в одну сторону, я в другую. В шиповник. И боюсь, вопли которые разнеслись по окрестностям, оставили незабудки без шансов. Падать в шиповник больно. Чертовски.

Я упала и провела мысленную инвентаризацию — руки на месте… Ноги тоже. Голова гудит, но наличествует. Царапины горят огнём. Рискнула открыть глаза. Господи! Падать в шиповник не только больно, но ещё и красиво! Зелёное кружево листьев над головой. В дырочках — небо. Голубое-голубое — глазам больно. И нежно розовые цветы, от аромата голова кругом. А вот не свалилась бы — ни за что не разглядела бы.

— Красиво! — сказала я.

Откуда-то со стороны раздался стон, и тут я вспомнила, что падала не одна.

— Вы живы?

Ответа нет. Может, я ему спину великом сломала? Это было бы совсем нехорошо. Я попыталась встать, но колючие ветки, которые до этого мирно висели надо мной, теперь не хотели выпускать, цепляясь за кожу десятками колючек. Успела разглядеть только белый кроссовок. Фирменный — видела такие весной в ТЦ: я на такие наберу, только если продам своих питомцев на чёрном рынке, и то не факт.

— Я вас спасу, — обещала я. — Вы только подождите, пока я выберусь.

В ответ — вполне различимый мат. Отлегло — живой, значит. Шорох, свет померк — сбитый мной господин встал и наверняка любовался на мои торчащие из-под куста ноги. Они у меня ничего, и шорты короткие, но мне… неуютно. Я заворочалась, пытаясь выбраться — снова колючки.

Меня крепко схватили за лодыжки — я пикнуть не успела. Хотя повод для возмущения был: ещё не знакомы, уже хватать. Но он просто вытянул меня за ноги на белый свет. Ноги спаситель выпустил, они с глухим стуком упали на асфальт. Я снова глаза открыла. Небо голубое, бесконечное. Ни одного облачка. Весна настала. Попа, которой волокли по асфальту, болела, но я, вдруг осознавшая, насколько мир прекрасен, улыбнулась.

— С вами все в порядке? — раздался голос сверху.

Я перевела взгляд и увидела ЕГО. Именно так — капсом. Он высокий, но не дылда. Лёгкая футболка очерчивает стройное, но очень даже сильное тело. Глаза карие, бархатные, и ресницы такие — любая девчонка бы за них убила. Я сразу же поняла, что хочу вот такого сына, с тёмными глазами и пушистыми ресницами — не меньше. От осознания того, что папа найден, словно камень с души. Я снова улыбнулась, как можно сексуальнее.

— Вам плохо? — участливо спросил спаситель.

— Мне очень хорошо, — честно ответила я.

Мне и правда хорошо было, подумаешь, синяки и царапины! Я увидела свет в окошке.

Я не подавала виду, насколько переживала. Ребёнка хотела всегда. Стас все просил отложить — молоды же. А перед самым разводом я попала в больницу с не серьёзными на первый взгляд проблемами по-женски. Там и выяснилось — если не рожу в ближайший год, то, наверное, не рожу вовсе.

Я выписалась на три дня раньше. В сумке пачка тестов, определяющих овуляцию. Собралась вопрос ребром ставить — ребёнок или развод! Конечно, сблефовала бы. Но оказалось — развод. Ибо если вот так резко падаешь, как снег на голову, то лучше предупреждать. Стас, который должен был быть на работе, развлекался дома с соседкой Светочкой. А я ей соль занимала! И сахар. И заварку. Света была на редкость забывчивой.