– Благодарю, – сухо сказал он и передал свиток стоявшему рядом слуге.

Виктор ещё раз поклонился с усмешкой и направился к выходу.

Он успел сделать не более двух шагов, когда взгляд его упал на Анну, стоявшую в стороне от других гостей.

Торжественная часть уже подходила к концу, и многие разбились на кучки, обсуждавшие каждая свои дела, и только Анна стояла в одиночестве, всё так же глядя на короля из-под полуспущенных век.

Теперь, когда разговор Генриха с его непризнанным братом был завершён, Анна невольно перевела взгляд на гостя, которого ей не доводилось ещё видеть при дворе.

Анна была при короле уже восемь лет, с тех пор, когда самой ему исполнилось четырнадцать. Она присутствовала на всех торжествах и личных встречах – Генрих будто бы опасался оставить её в одиночестве хотя бы на минуту. Но Виктор не бывал на балах, устроенных его величеством. Он устраивал свои, в пику монарху, но на них не бывали ни король, ни Анна.

Анна слышала о том, кто называл себя братом короля. О Викторе говорили, что он груб и нелюдим, жесток и алчен.

Анна невольно улыбнулась, когда поймала взгляд Корнуольского. Нет, этот человек не мог быть так коварен, как о нём говорили. Не более, чем сама Анна.

***

Уже поздно вечером, сидя в своих апартаментах – пустых и тёмных от подступавшего со всех сторон одиночества, Анна вспоминала этот вечер и все другие вечера, на которых она должна была видеть, но никогда не видела Виктора из Корнуола.

Анна перебирала в голове сплетни и слухи, размышляя, что же из слышанного ей при дворе правда, а что нет.

Генрих был прав, Анна не думала о нём – но не потому, что не чувствовала ничего к своему благодетелю. Анна давным-давно, ещё в тот год, когда Генрих забрал её из семьи, запретила себе думать о ком бы то ни было с любовью.

Правило было просто и действовало идеально. Оно не позволяло замёрзнуть холодными зимними ночами, когда за окном выстукивал свою тихую песню дождь, а единственного, кто смел, входить в её комнаты, согревали чужие объятия.

Сначала была Элеонора. Анне даже не пришлось ничего делать – девочка сама сломала себе шею, катаясь на лошади. Она была бесплодна, и Генрих не слишком горевал о её смерти, уже через несколько месяцев утешив себя браком с другой.

Вторую жену короля звали Кэтрин, и с ней дело обстояло сложнее. Какое-то время Анна всерьёз думала о том, что этот брак сложится. Она не знала тогда, радовала ли её эта перспектива или печалила – ведь рождение наследника означало как свободу, так и нищету.

Ответ на этот вопрос Анна нашла неожиданно, когда, застав супругу с любовником, Генрих приказал отрубить ей голову.

В ту ночь он пришёл к Анне с руками, испачканными в крови, и глазами, горящими, как глаза болотного льва. Он был зол и нежен одновременно, и Анна поняла, что хочет сказать король: с ней будет так же. Если она разочарует.

С тех пор Анна поняла, что мало быть той, кто понравился королю. Ей придётся оставаться той, кто пленил сердце Генриха, что бы она ни выбрала – золотую клетку или свободу без титула и денег. Потому что иначе она просто умрёт.

Сделав это открытие, Анна сделала и ещё одно – она не боялась смерти. Ей было всё равно. Куда больше она боялась проиграть Генриху, подчиниться ему и быть убитой по его воле, – и она играла, как умела, все последующие два года.

До тех пор, пока Генрих вновь не поставил вопрос о браке. Поставил неловко, будто был не королём, а лакеем, и Анна ответила ему, что тот может делать всё, что пожелает.

Генрих не преминул воспользоваться этим дозволением и приволок во дворец новую жену. Но Анна знала, что её ответ лишь распалил короля. Генрих не терпел вокруг себя тех, кто не принадлежал ему телом и душой, и до тех пор, пока хотя бы кусочек Анны принадлежал ей самой, у неё был шанс выиграть в этой игре.

Анна знала, что грань, по которой она ходит, предельно тонка – потому что если она пожелает удержать недоступным королю слишком многое, то рискует отправиться вслед за Кэтрин. А если удержит слишком мало – разделит судьбу Элеоноры. Но она была уверена, что удержится на этой тонкой, как лезвие шпаги, дороге.

Она была уверена до тех пор, пока там, в тронном зале, не почувствовала на себе взгляда Виктора. Взгляд, который согревал её до сих пор, хотя в нём не было ни грамма тепла.

Анна поднесла к губам кубок с подогретым вином и улыбнулась. Новые фигуры сулили новое удовольствие от игры.

***

Виктор стоял у окна, глядя на дождь, стучавший по глади пруда. По другую сторону от флигеля, выделенного ему королём, расположился каменный грот, но встреча, назначенная в гроте в два по полуночи, сорвалась.

– Мне кажется, нам нечего тут делать, – сказал Виктор, не оборачиваясь.

– Всё ещё может пройти успешно, милорд, – услышал он голос из-за спины.

– Всё кончено, Мишель. Ещё не рассветёт, как мы услышим его крики. Остаётся только радоваться, что он не знает наших имён.

Тот, кого звали Мишель, шагнул к окну, и тусклый свет луны озарил молодое лицо, принадлежавшее человеку, которого Виктор привык представлять, как своего пажа. Мало кто знал, что Мишель, всегда носивший простые камзолы и неразлучно следавовший за Виктором по пятам, вовсе не воспитанник Виктора – а его воспитанница. Девушка, которую он подобрал и спас много лет назад. Несмотря на молодость, Мишель обладала цепким взглядом того, кто успел повидать смерть.

– Тем более наш отъезд будет выглядеть неудобно.

Виктор помолчал и кивнул. Он всё ещё не смотрел на свою спутницу, предпочитая вглядываться в украшенный гирляндами парк, где он вырос, и где теперь бывал так редко.

– Нужен новый план, – сказал Виктор и снова замолк. – Если нельзя убить – нужно опорочить, – Виктор вздохнул, – хотелось бы понять, успел ли наш друг хотя бы подмешать Лукреции зелье…

– Узнаем, милорд, – сказала Мишель спокойно. – Я пошлю людей на кухню.

Виктор кивнул.

– Вы считаете, достаточно тех же мер… Что мы предприняли в прошлый раз?

Виктор всё-таки посмотрел на воспитанницу через плечо.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду… Лукреция ведь безобидная девушка, милорд. Угроза исходит от её супруга. А женщина на троне – это абсурд… ей придётся выйти замуж. За того, кто имеет право наследовать престол.

Виктор усмехнулся.

– Не новая мысль. Если король умрёт, слишком легко будет догадаться, кто виновен.

– А если кто-то другой захочет убить короля?

– Что ты имеешь в виду?

Мишель отошла к столу, и Виктор последовал за ней.

Она открыла ключом ящик стола и, достав оттуда плотный бархатный мешочек, вытряхнула на стол его содержимое – шкатулку из красного дерева с арабской вязью по краю. Достав ещё один ключ, отперла шкатулку и протянула Виктору сложенный вчетверо листок бумаги.