Наверное, поэтому случившееся и стало для нее громом среди ясного неба. Нет, даже сейчас она рассуждает как эгоистка. Для любой нормальной женщины потерять вдруг мужа — точно такой же гром.

Теперь, конечно, весь город знал, кто погиб под проклятой сосулькой.

После этого рокового случая здание филармонии оцепили красными флажками по периметру, чуть ли не на три метра в стороны, а пешеходов вынудили ходить по проезжей части дороги, что было не намного умнее.

Нет, как всегда в России: пока гром не грянет, никто не перекрестится. Грянул. Оцепили флажками. Но только одно это здание, будто сосульки на остальных были совсем не опасны. А если какая и падала, то лишь тогда, когда никого под ней не оказывалось…

Кто-то из женщин шепнул Варе на ухо:

— Брось щепотку! Землю на гроб брось!

Варя, казалось, ничего не соображала. Тогда Варина подруга Наташа взяла ее безвольную руку своей, ухватила горсть холодной, еще мерзлой земли и бросила на гроб.

Все считали, что вдова от горя такая приторможенная, и не представляли, что это у нее от недоумения, от неготовности вот так в момент осознать, какая катастрофа в жизни ее постигла…

Два дня, прошедшие после гибели мужа, сознания Варвары не прояснили. Теперь ей казалось нелепым и то, что вдруг умер молодой здоровый мужчина, а никто этому не удивился. Вроде это в порядке вещей, что умирают в расцвете лет.

А ведь Борис находился в так называемом репродуктивном возрасте и не успел оставить после себя детей… Он не продолжил свой род. Разве не для этого люди рождаются на свет?

На кладбище приехала целая толпа народа, но кто из них горевал по-настоящему? Разве что отец и мать Бориса. Остальные делали вид, будто чтут старые обряды и относятся с уважением к смерти.

На самом деле даже разговоры, доносящиеся до ушей Варвары, были о насущных делах каждого. Люди старались отдать последний долг — так это называлось. Но отстраненно, особенно в случившееся не вникая. Последний долг покойнику, которому уже все равно. Словно живые задабривали саму смерть.

На самом же деле живые от нее просто отмахивались! Мол, нам еще не время, и вообще у нас есть дела поважнее.

— Люди мрут как мухи, — противным, тоже нелепым голосом говорила кладбищенская нищенка и протягивала руку за подаянием. — Спаси вас Христос!

Уходя, она посмотрела на маленькую металлическую табличку с датами рождения и смерти, прикинула про себя возраст покойника и проговорила не с сожалением, а даже будто удовлетворенно:

— Молодой!

Варвара отмечала все увиденное какой-то частью сознания. И оно, отмеченное, не задерживалось в голове, а текло через нее, как вода через сито.

И только одна мысль по-прежнему торчала гвоздем во главе этого парада нелепостей: «Бориса убила сосулька!»

За словом «убила» пришло напоминание: теперь она вдова. Вот так жила себе, горя не знала. Думала, все у нее сложилось как надо, добилась чего хотела: есть где жить, с кем и на что.

Пусть они прожили с Борисом недолго, всего три года, но почти не ссорились за это время. Притерлись друг к другу, как и положено хорошим супругам.

И секс между ними тоже был пристойный. И регулярный. Два раза в неделю. Борису нравилась ее покорная готовность. Он говорил:

— Может, другие мужики и тащатся, когда женщина рычит и стонет, а меня заводит скромность и даже строгость. Посмотришь на нее: такая серьезная, недоступная, представить трудно, что она может раздеться и раздвинуть ноги…

Он учил ее во время близости произносить слова, которые Варвара прежде никогда не говорила. И приходил в восторг, когда она, стесняясь, их все же лепетала.

— Говори еще, говори! — требовал он, с силой расплющивая ее своим телом.

Нельзя сказать, что Варе это было неприятно. Она даже испытывала некую гордость оттого, что он отваливался от нее, как насосавшаяся крови пиявка, и засыпал. Мужу хорошо с ней, а Варвара… Ей было хорошо потому, что хорошо ему…

В одном только вопросе супруги Будилины не находили общего языка: заводить детей или еще немного подождать?

Варя убеждала мужа, что скоро — ей ведь уже тридцать лет — и рожать будет поздно, но Борис приводил в пример голливудскую актрису, фанатом которой он был, — Ким Бессинджер. Она родила первого ребенка после сорока лет, и ничего. Потому что надо вначале чего-нибудь добиться в этой жизни, а потом уже стремиться к продолжению рода.

Кстати, все его друзья, с которыми Варвара с Борисом общались, имели по одному, а то и по двое детей. Наверное, потому, что на голливудских звезд не равнялись.

Теперь свой род Боря и не продолжит. Поневоле станешь думать, что в жизни ничего не стоит откладывать на потом, а то будущее может и не наступить.

Раньше, кстати, она не замечала в себе способности к столь длительным и серьезным умозаключениям, а после смерти мужа только и делала, что думала.

Поминки Варя почти не запомнила. Один раз только как бы сознательно включилась в похоронный процесс. Когда какие-то тетки — наверное, с работы Бориса — спросили, где она хочет делать поминки, дома или в кафе. Варя сказала: «В кафе».

Она, опять-таки какой-то частью сознания, вспомнила рассказ подруги Оли. Хоронили ее бабушку, поминки устроили в квартире. Приходили незнакомые люди, все время кто-то из посторонних ходил по их трехкомнатной квартире, а после похорон шкатулка с семейными драгоценностями оказалась пустой.

— Получилось, и вора не было, и батьку украли, — сказала Оля.

— А вы в милицию заявляли?

— Нет, мама сказала: значит, им больше нужно. Она у нас непротивленец. Все, что ни случается, — судьба. Как говорят турки, кисмет! Ну а мне что, больше всех надо? То есть я могла, конечно, сходить в милицию, написать заявление, но, думаешь, нашли бы вора? Вот и я думаю, что нет. Люди наживаются на несчастьях друг друга, и это ужасно…

Вообще-то у Варвары и драгоценностей никаких не было, но она подумала, что дома могут возникнуть всякие непредвиденные обстоятельства. Да и посторонние люди, шастающие по ее жилищу, заранее воспринимались неприятными и докучными. Вот она и согласилась на кафе.

Кстати, оказалось, что это хорошо — в кафе. Все равно расходы взял на себя мясокомбинат, на котором работал Борис.

Когда поминки закончились, Варя просто попрощалась с уходящими, провожавшими покойника в последний путь, — как их назвать-то, не гостями же! — и пошла домой.

У них с Борисом была трехкомнатная квартира. Варя до замужества имела однокомнатную квартиру — родители купили, и у Бориса была такая же. Он сам на нее заработал. Когда молодые люди поженились, они произвели обмен с некоторой доплатой — странно, что она даже не знала с какой, всем занимался Борис, — двух своих квартир на одну.

Квартира хоть и была трехкомнатной, но не новой планировки, полезной площадью шестьдесят семь квадратных метров. Зато в самом центре города.