– Я долго ждать буду? Шанька, там папа кабана принес, дел по горло, тебя щас родители искать начнут! Тогда наплачешься!

Я бросила извиняющийся взгляд на Миха:

– Прости. Бежать надо…

Мой парень улыбнулся. Потом притянул меня поближе, поцеловал в щеку, я привычно покраснела. Рыжая, вот и вспыхиваю в секунду.

– Жди через два дня с вестями. С отцом поговорю, да и к вам, свататься.

Я поежилась:

– Страшновато как-то…

– Двум смертям не бывать. Не век же нам по кустам прятаться…

Корс солидно кивнул:

– Это верно. Шанька у нас девушка честная, так что хватит врать-то. Женитесь уже!

Гаденыш мелкий! Получишь ты у меня на орехи!

Мих рассмеялся.

– Вот через два дня и решим. Или сам приду, или сватов зашлю. Шани, согласна?

Я… как описать это состояние?

Какие слова подобрать, чтобы рассказать про ощущение невероятного, безудержного счастья.

Он – мой. Он меня любит. И жениться хочет, и дом у нас будет, как у мамы с папой, такой, что каждый угол там пронизан светом любви. Теплым, ласковым, золотистым…

Мы будем очень счастливы…

Корс солидно кивнул:

– А раз так… Шань, пошли? Время не терпит…

Я кивнула. Повернулась к Миху, коснулась его щеки…

– Я буду ждать.

Я не говорила о своей любви. Но Мих и так все понял. И улыбнулся мне в ответ. Нежно-нежно…

В его голубых глазах не было ничего, кроме любви. Любовь сияла, любовь заливала светом лесную поляну, любовь согревала меня солнечными лучами…

Какая же я счастливая!

* * *

Сколько возни с кабаном?

Ох, много…

Папа его, конечно, разделает, но и нам потрудиться придется. Нарезать мясо на полосы для коптильни, промыть кишки для колбас, нарубить часть мяса, чтобы набить их…

Мы занимаемся мясом, а мужчины – шкурой. Ее тоже надо выделать. И голову сохранить, может, папа ее продаст по осени.

Не все умеют охотиться, но похвалиться трофеями – дело другое, а кабан оказался матерущим. Здоровый секач, клыки в ладонь. Папа бил зверя в глаз, чтобы не попортить ни шкуру, ни голову.

И мама смотрит на меня, серьезно, вдумчиво…

– Шани, ты ничего мне рассказать не хочешь?

Я вздрогнула.

Вот как у мамы это получается?

Пара слов, и я уже готова все выложить. И ведь не соврешь, не увильнешь от ответа, но чуть потянуть время можно.

– Мам, а почему мы живем одни?

– Потому что не все твоего папу любят.

– А как мне быть? Мне уже пятнадцать лет, мне замуж пора…

Мамин взгляд стал острым, ярким, впился иголкой.

– И есть за кого? Вижу, есть… кто он, Айшет?

Я прикусила губу. Полгода тайну хранила, рассказывать было страшновато. Но сейчас или через два дня, все равно открываться надо. И я решилась.

– Его зовут Мих Лемерт. Он сын деревенского старосты.

– Лемерт, – пробормотала мама. Подумала пару минут. – Давно вы встречаетесь?

– Мам!

Я только глазами захлопала. Вот в этом вся мама. Молчит, смотрит, а потом вопрос, как стрела – и кабану в глаз. Или под лопатку – и насмерть.

– Айшет Ланат!

В мамином голосе слышался рокот приближающейся грозы. Мама у меня такая, ее даже отец старается не злить. Она добрая, мягкая, спокойная, но если уж взбеленится…

Вот тут – не подходи.

– Мам, мы уже давно друг друга знаем, почти полгода.

– Он тебя любит?

– Да.

– А ты его?

– Да…

– Где вы познакомились?

– Он заблудился, а я как раз шла за водой…

Я никак не могла понять, что думает мама. Обычно все было ясно – спокойные зеленые тона жизни или розоватые – любви, красноватое раздражение, золотое тепло…

Сейчас ее словно облако закрывало.

Мама непонятно усмехнулась… с горечью?

– Да, молодость не удержишь…

Я не поняла, о чем мама сейчас говорит, но ответила честно:

– Мих мне предложение сделал, он все по-доброму хочет, в храм меня отвести, как положено.

– Вот как…

Мама подняла руку, потереть лоб, вовремя заметила, что пальцы испачканы в крови, и поспешно опустила ладонь.

– Шани…

И голос такой странный, не радостный, не довольный – наоборот? Словно я что-то плохое сказала или сделала? Почему?

– Мам, если он попросит моей руки – вы согласитесь?

Мама посмотрела серьезно:

– Шани, детка, мы сегодня поговорим обо всем за ужином. Обещаю.

И мало доброго было в ее голосе. Я невольно выставила иголки, словно ежик.

– Но что в этом такого? Мне уже пятнадцать! В деревне в моем возрасте у некоторых и по двое детей бывает! А мы тут сидим с Корсом в лесу, как два филина, света не видим!

– Зато и свет вас не видит, – непонятно пробормотала мама. – И это к лучшему.

– Мам?

– Пока – помолчи. Поговорим вечером, а сейчас изволь работать.

Обещаний мама не нарушала никогда. Что мне оставалось? Только кивнуть и заняться делом. Грязная, конечно, работа, свиные кишки промывать, но если кто понимает толк в колбасе, с травами, с кусочками поджаренного сала, чуть-чуть подкопченной на угольках…

Я целое кольцо могу съесть. Вкуснотища необыкновенная!

* * *

Почему я еще не замужем, хотя мне уже пятнадцать? На то есть несколько причин, и серьезных. Мама с отцом не слишком общительны. Мы живем в лесу, выбираясь изредка в деревню, и там мама меня строго стережет. И одевает строже.

Платок на голову, темное платье, волосы заплетены в тугую косу, чтобы рыжие вихры не выбивались во все стороны…

Да и берут меня в деревню реже, чем папа туда ездит. Не каждый раз и не через раз, хотя я просилась. Но родители были против – оба, пришлось смириться. Мы почти ни с кем не общаемся. С людьми разговаривает папа, а меня мама даже в деревенскую лавку не пускает. Приходится в телеге ждать, с братом или отцом.

Да и пришлые они. И папа и мама – не местные уроженцы.

Они не любят об этом говорить, но у нас с Корсом создалось впечатление, что родители откуда-то сбежали. И чего-то боятся.

Чего может бояться наш папа, я так и не придумала, хотя версии были одна другой краше. От закона он не спасается, иначе не стал бы лесничим. Это работа такая, что надо быть на виду. Рано или поздно попадешься.