свою позицию, в Германии с нею вступает в борьбу просветитель­ное движение, возникшее в эпоху Мендельсона. Это движение в сво­их умеренных элементах стремится обновить еврейскую нацио­нальную культуру, а в крайних — разрушить ее; результаты обоих стремлений скажутся уже в XIX веке.

Таким образом, накануне великой революции старый порядок оставался еще во всей силе в гражданской и экономической жизни и только в национально-культурной области началась ломка. Однако сознание ненормальности этого порядка и необходимости разреше­ния еврейского вопроса в духе новых стремлений века созрело уже в передовых кругах христианского и еврейского общества. Это проти­воречие между действительностью и сознанием прогрессивных эле­ментов общества наложило свой отпечаток на десятилетие, предше­ствовавшее новой политической эре в Европе. Мы сейчас рассмот­рим, в каких формах проявилось это переходное состояние в отдель­ных европейских странах.

§ 2. Бесправие и просвещение в Германии

Общую картину бесправия двухсот тысяч евреев[2] в Пруссии и других государствах Германии дает Христиан Вильгельм Дом (Dohm) в известной книге «О гражданском улучшении евреев», которая вызвала много толков за несколько лет до французской революции и была переведена в извлечении на французский язык героем революции, Мирабо. Нарисованная пером прусского чиновника, требовавшего реформ во имя государственной пользы, эта картина отличается точностью официального документа.

«Есть государства (в составе Германии), — говорит Дом, — где жительство евреям совершенно запрещено, где только путешественникам дозволяется за определенную плату пользоваться покровительством местной власти на короткое время, иногда на одну ночь. В большинстве других государств евреи допускаются лишь на самых тяжелых условиях, и не столько в качестве граждан, сколько в качестве подданных или жителей. Еврейским семьям разрешается селиться в стране только в определенном числе, но и это разрешение обыкновенно ограничивает их пребывание известными районами и обусловливается уплатою значительной суммы денег. Во многих странах необходимым условием допущения на жительство является определенный уже приобретенный капитал. Поэтому большие еврейские массы стоят перед запертыми воротами городов и бесчеловечно отгоняются от всех границ... Если еврейский отец имеет нескольких сыновей, то только одному из них имеет он право оставить льготу по проживанию в стране, а прочих он вынужден отсылать с частью капитала в другие страны, где им приходится преодолевать такие же затруднения. Если же он имеет дочерей, то от его счастливой звезды зависит пристроить ту или другую в одном из немногих семейств, живущих в данном месте.

Таким образом, еврейский отец семейства редко может пользоваться счастьем жить среди своих детей и внуков и устраи­вать на прочных основаниях благосостояние своей семьи. Ибо и зажиточный человек бывает вынужден дробить свое имущество, ввиду необходимой разлуки с детьми и выделения им сумм, по­требных для их устройства в различных местах. Когда еврею дано разрешение на пребывание в стране, он должен ежегодно вновь покупать это право уплатою за него значительной подати; он не может вступать в брак без новых на то расходов и без особого разрешения, зависящего от разных обстоятельств; каждый рож­дающийся ребенок увеличивает налог, которым он отягощен, каж­дый шаг его обложен данью.

При таком обилии различных податей способы заработка для еврея чрезвычайно ограничены. Он лишен чести служить государ­ству как на мирном, так и на военном поприще. Везде главнейшее из производительных занятий, земледелие, ему запрещено, и почти нигде ему не дозволяется непосредственно владеть недвижимым имуще­ством. Всякий ремесленный цех счел бы за бесчестье для себя, если бы обрезанный был принят в число его членов, и поэтому евреи по­чти везде устраняются от занятия ремеслами и механическими искус­ствами. Лишь немногие даровитые люди, несмотря на угнетение, име­ли достаточно мужества и энергии, чтобы добраться до наук и искусств, из которых возможность пропитания дают только землемерие, естество­знание и медицина. Но и эти редкие люди, достигшие высоких степеней в науках и искусствах, и даже те, которые своею безупречною жизнью делают честь человечеству, пользуются уважением только в кругу не­многих благородных христиан; народная же масса не может, даже ради выдающихся качеств ума и сердца, простить таким людям вину их при­надлежности к еврейству. Для лишенного отечества, несчастного еврея, деятельность которого обставлена всякими стеснениями, который ниг­де не может развивать своих дарований, не остается никаких других средств к жизни, кроме торговли. Но и торговля обставлена многими ограничениями и отягощена налогами, и очень мало евреев обладает достаточным капиталом для основания значительного торгового пред­приятия. Вследствие этого евреи поставлены в положение, позволяю­щее им заниматься одной лишь мелкой торговлей, при которой только быстрота денежного оборота дает прибыль, необходимую для их жал­кого существования, или же они бывают вынуждены отдавать свои деньги взаймы, не имея возможности самостоятельно извлекать из них пользу» ...

В многочисленных государствах, на которые распадалась тог­дашняя Германия, «еврейская политика» разнообразилась только в пределах вышеуказанных основных норм. Наиболее тяжелыми ог­раничениями было обставлено право передвижения. Десятки госу­дарств ставили на своих границах ловушки для травленого зверя, еврея. Переезжая из одной части Германии в другую, часто даже из одного города в другой в пределах одной страны, еврей при въезде в новое место должен был уплачивать ту же поголовную пошлину, ка­кая была установлена для ввоза скота. Этот позорный лейбцоль де­лал еврея-пассажира предметом издевательства у ворот многих го­родов Германии. От этого налога освобождались только привилеги­рованные «Schutjuden» или «vergleitete Juden» при передвижении по территории приютившего их государства, но на границе владений другого герцога или князя лейбцоль был и для них обязателен. Ког­да в 1776 г. Моисей Мендельсон, тогда уже прославленный писатель, посетил столицу Саксонии, Дрезден, его задержали у заставы и взыскали лейбцоль по таксе, установленной для «польского быка», как потом с горькой иронией выразился оскорбленный берлинс­кий мудрец.

Режим гетто сохранился в полной неприкосновенности в импер­ском городе Франкфурте-на-Майне, где находилась одна из круп­нейших еврейских общин Германии. Управлявшая городом бюргер­ская олигархия заботилась о том, чтобы Еврейская улица оправды­вала свое название «Новый Египет». Путешественник, посетивший Франкфурт в 1795 г., так изображает еврейский квартал: «Представьте себе длинную улицу, застроенную домами в пять и шесть этажей, к которым сзади приникают еще дома и пристройки, так что узенький двор едва пропускает дневной свет. Все уголки в этих домах до кры­ши, все комнаты и каморки битком набиты десятью тысячами чело­век[3], которые считают себя счастливыми, когда они выходят из этих нор, чтобы подышать воздухом своей грязной и сырой ули­цы. Здесь в летние дни возятся со своими работами мужчины и женщины, так как в комнатах эти несчастные не могли бы работать». Людей со стороны поражали бледные, болезненные лица