не имеет права прокручивать за его спиной всякие дела и интрижки. Седой Кэпвелл отвечает, мол, не борзей, старина, ты за собой, главное, следи. Начинают общаться на повышенных тонах, и обстановка накаляется. Выясняется, что они драли одну и ту же стриптизершу из пользующегося дурной репутацией заведеньица. Хэнк мурло корчит, и его лысый череп топорщится, а Кэпвелл довольный, как кот под валерьянкой. Сметану с усов вытри, гад!

Потом показывают школу, где учится дочка Кэпвелла. Она прямо вылитая Шеннон Рутерфорд[3]. Общается с подружками возле этих шкафчиков коридорных, потом заигрывает с парнем-брюнетом. Тот высокий и брутальный. Маскулинный весь. Короче, все как всегда в этих американских школах. Затем она кушает сэндвич и двигает на урок. Далее локация меняется, и теперь нам показывают двух пацанов, которые играют в приставку и обсуждают дочку Кэпвелла. Выясняется, что это дети Хэнка и они типа фантазируют о том, что бы с ней сделали. Короче, Хэнк и Кэпвелл дружат семьями, но это лишь образ, просто фасад, который скрывает холодную войну, что длится между ними уже не один год; однако они слишком много знают друг о друге, чтобы вскрыть все карты, тем более они повязаны тем, что их жены дружат, а дети их общаются между собой, к тому же они еще и коллеги по работе. Интересное такое кино получается!

Дима увлеченно смотрит ящик и не замечает, как Вика уходит из спальни поиграть с детьми. Когда он понимает, что Вики в спальне нет, и думает пойти посмотреть, где она и чем занимается, начинается эротическая сцена между Шеннон (ее тут зовут Маргарет) и каким-то парнем, что на класс ее старше, но не с брюнетом. Того она отшила, ибо он был слишком уж наглым. А этот парень ничего такой, и очки ему идут! Выглядит приличным и скромным, но обладает какой-то необычной энергетикой, и видно, что есть в нем потенциал! Сюжет закручивается все плотнее: Хэнк и Кэпвелл строят друг другу козни, их жены начинают что-то подозревать, а тут еще и стриптизерша та самая появляется с компроматом, да ты-то куда лезешь, шлюха? Еще и с целлюлитом. Кто б тебя драть-то стал за деньги? Или ты так, по доброй воле ноги раздвигаешь? Нимфоманка, видимо.

Фильм близится к концу, и Дима теряет фокус повествования. А еще Вика заходит в спальню и устраивает перкуссию его уставшему мозгу: начинает что-то ворчать про то, как он не свозил их с детьми в парк развлечений на выходных.

— Я плохо себя чувствовал, — отвечает ей Дима, заранее зная, что это не проканает.

— Да что ты! — она вскидывает руки и вся распаляется, — Зато шляться с друзьями ты себя нормально чувствовал, да?

— Я гулял в воскресенье, а в парк мы должны были ехать в субботу, — вяло парирует Дима.

— За один день вылечился, значит?

— Ну, у меня же несварение было, а не ковид. Сама знаешь, у меня много проблем с желудком. Это началось с того, что я в детстве дизентерией переболел.

— Знаю, знаю, — отмахивается Вика и лезет в шкаф, ищет там что-то.

— Что ищешь? — спрашивает Дима. Вика молчит. Тогда он повторяет свой вопрос. И снова в ответ лишь глухое молчание. Затем он спрашивает уже третий раз.

— Не помню, куда Андрюшины штаны болоньевые дела. Холодать начало.

— Ну да. Ноябрь на дворе, — соглашается Дима.

— Знаю, что ноябрь.

— Да я же просто…

— Угу.

Дима выходит на кухню. Что делать — непонятно. Внутри у него растет дискомфорт. На кухне он ставит чайник и, приоткрыв окно на проветривание, закуривает сигаретку с кнопкой. Вкус химических элементов, которые выдают себя за арбуз, кажется неестественным, как вкус белого шоколада. Дима вообще не очень любит такие приторные шоколадки. Ему по вкусу горькие плитки с большим содержанием какао, а не забитые сахаром подделки. «Завтра на работу», — думает Дима, и эта мысль его печалит. К тому же последнее время что-то начало происходить с его глазами, и слишком яркий всепроникающий свет офисных ламп накаливания, что содержат в себе запредельное количество ватт, стал вызывать глазную и головную боль. Дима даже купил себе специальные капли, но те несильно ему помогали. А еще этот новый его коллега, Вадим, изрядно подбешивал, так как считал, что если он переехал из московского филиала их компании, то знает больше, чем местные провинциальные работники, посему имеет право их поучать.

Чайник выпустил струйку пара, привлекая внимание к своей персоне.

— Ну что ты, Джеффрис? — Дима похлопал чайник прихваткой по крышке, прежде чем снять его с плиты. Газ горел, напоминая о термоядерных процессах в печах огромных звезд. От этой ассоциации стало холодно и Диму прошила дробь зябкой дрожи.

Он залил кипяток в кружку, на дне которой лежал чайный пакетик. Это была подлодка. Или подводная мина. Вспомнилась передача по телевизору про неизученный мир океана. Может быть, там есть своя цивилизация, да такая, что абсолютно непохожа на нашу? Ну, скажем, некая сеть разумных кораллов, которые связаны между собой, как грибы мицелием. Или это все бред из журналов типа «Тайны ХХ века»[4]? Кто знает… Дима полагал, что что-то живет с нами рядом, либо в космосе, либо в океане, либо и там и там. Порой, лежа в своей кровати и уже начиная засыпать, он ощущал это, точно какая-то дверка приоткрывалась и появлялась возможность почувствовать что-то связанное с другими мирами.

— В холодильнике есть винегрет и баранина, — говорит Вика, заходя на кухню и наблюдая, как Дима сидит, склонившись над одинокой чашкой зеленого чая.

— Я не люблю баранину, ты же знаешь, — отвечает он и, только сказав это, понимает, что совершил ошибку, произнеся эти слова.

— А, ну извините, — Вика пожимает плечами и отворачивается, принимается заниматься какой-то ерундой возле раковины. То ли посуду моет, то ли от нечего делать со струей водопроводной воды играет. Совсем, что ли, ку-ку?

Дима пьет чай и радуется тому ощущению солнца, что дарует ему Цейлон. Однако свет, идущий от люстры под потолком, вдруг меняет свой цвет с желтоватого на белый, и приступ нестерпимого дискомфорта тут же охватывает Диму, он аж подскакивает.

— Чего ты? — поворачивается к нему Вика.

— Отвали! — бросает он ей и устремляется в спальню, расплескивая по пути немного чая.

Она ему ничего не говорит в ответ. Дети шебуршат у себя в комнате, а Дима садится на кровать и пьет горячий чай мелкими глотками, думая о том, что все движется к некой черной дыре, точно Великий Аттрактор[5] засасывает мир