Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я могу ему приказать — да пойдет ли он?
— Любый мой, так он ведь коронный гетман! Дело его такое — войско в бой вести!
— А подчиняться Володыевскому… — Михайло все еще сомневался, но Марфа смотрела невинно.
— Так птица не бывает о двух головах. Он будет Каменец оборонять, кто ж о слабых местах города знает лучше коменданта? Вот ежели б в поле, там — да, там Собесский, а пока в городе…
— Нет, Машенька, нельзя так. Пусть Володыевский Собесскому подчиняется…
Марфа пожала плечами, вроде как недовольная, хотя в глубине души она торжествовала. Пусть — пусть. Работа такая будет у Собесского — либо победить, либо погибнуть. Коли не удержат они Каменец — все на Собесского спишем, все промахи повесим! Никакая жена под французским королем ему не поможет, как бы не вертелась, неудачников нигде не любят. Отказаться он тоже не может. Брат на помощь идет, да и… такая плюха по репутации будет! Коронный гетман отказался подчиниться королю и идти на защиту родины! Ха!
А когда Алеша придет… ну, тут уж дело пропаганды, чтобы успехи были его, а неудачи — Собесского. А это она знает, как обеспечить, хотя б при польском дворе. Еще как справятся!
— Придет ли Алексей? Ты уверена в своем брате?
Марфа кивнула. Выдержала взгляд мужа.
— Наши судьбы, любимый мой супруг, Богом связаны. Меня брат не бросит, а стало быть, и с тобой плечом к плечу встанет. Верь мне. А ежели не придет — я в твоей власти, хоть голову мне снеси…
— Свою бы не потерять тогда…
И все же Михайло решил рискнуть.
Коли уж на то пошло, его и королем сделали с тем условием, что он Каменец — Подольский укрепит да оснастит. Просто сейм раньше палки в колеса вставлял, а сейчас вот, когда встала за спиной его тень русского государя, попритихли. Да и гарнизон давно пора там было увеличить. Вот, Лончинский от поста того отказался, пришлось Володыевского ставить. А тот хоть и неглуп, и исполнителен, да на что способен музыкант без скрипки?
Послать, всенепременно послать туда людей, пушек, зелья огненного!
Завтра он отправит к Каменцу Собесского и десять тысяч человек на усиление гарнизона. Хорошо бы поболее, да не набрать сейчас, не даст сейм. Разогнать бы этих говорунов… с — сволочи! Завтра король распорядится усилить Каменец пушками и ядрами, влезет в долги, сделает все возможное и невозможное… коли победят турки — ему не жить.
А за свою жизнь и свое счастье стоит побороться?
Марфа смотрела пристально, подмечая все — изменившееся дыхание, движения глаз, рук… и четко угадала момент. Коснулась рукой щеки мужа.
— Мы справимся. Клянусь тебе, любый мой, мы справимся…
И приникла поцелуем к губам мужа.
Больше в эту ночь тревожные мысли Михайлу не посещали.
* * *
Шумно было в древнем граде Каменце. Особенно в доме пана Володыевского.
— Я уезжаю! Баська, где ты, негодная девчонка! Иди сюда, мне надо шторы снять!
Пани Кристина Володыевская металась вихрем по дому, успевая накричать на слуг, проверить сундуки и распорядиться племянницей. Но мужу она тоже внимание уделила.
— Ты тоже собери свои вещи. Мы должны уехать сегодня.
— Кристина, ты с ума сошла?
— Нет, это ты не понимаешь!
Пани Кристина решила на миг перевести дух, остановилась в гостиной у сундуков с доброй и внимательно поглядела на мужа.
Уже — четвертого мужа, заметим.
Пани Кристина себя не обманывала. Она была некрасива, неглупа — и богата. У ее отца, пана Езерковского было большое поместье и много денег, и именно это и привлекало в ней женихов.
Вот и Ежи…
Фактически — купленный муж, так что об уважении с ее стороны и речи не шло. Разве что чуть пани сдерживалась, говоря с ним, остальным‑то от ее характера и еще поболее доставалось.
— К нам сюда идут турки. Говорят, их более ста тысяч. А что у тебя? Пятьдесят человек да шавка Маська?! Бежать отсюда надо! Бежать!
— Я отвечаю за оборону Каменца. Кристя, если я сбегу — это измена будет!
— Да кто потом разберется, когда ты уехал? Скажи, что за пушками! Или за припасом!
— Кристина, я не могу так поступить. Это против чести.
— Тогда я одна уеду!
— Ты не можешь так поступить. Ты моя жена, а жена да последует…
— Нет уж, дорогой! — пани Кристина уперла руки в бока. — Коли тебе так захотелось — помирай сам, а меня за собой не тяни! Трех мужей я уже схоронила — и четвертого схороню!
— Тетя!
Пани Кристина резко развернулась и отвесила пощечину племяннице.
— А ты вообще молчи, приживалка! Из милости тебя держу, а ты еще рот открывать вздумала?!
Кристина размахнулась еще раз, но сильная рука перехватила ее кисть.
Ежи толкнул свою жену в кресло.
— Значит так. Я никуда отсюда не уеду. Понадобится — здесь и полягу. А что до тебя… хочешь уехать — катись. Но женой ты мне больше после этого не будешь!
— Вдовой буду! — огрызнулась пани Кристина, — все равно ты здесь подохнешь, как пес, под турецкими саблями…
— Кристина, я тебе все сказал. Посмеешь уехать — пеняй на себя.
Ежи развернулся и вышел из дома. Руки тяжело сжимались и разжимались… ему хотелось просто размазать по стене эту бабу, волей судьбы ставшую его женой… мерзавка!
К черту ее!
Надо готовиться к войне с турками!
Кристина посмотрела вслед мужу.
Дурак!
Ну и пусть катится к чертям! Она себе и пятого мужа найдет — ничего не случится! А покамест надобно собрать все — и ехать. Выезжать лучше засветло, а то у нее повозки…
— Баська!
Племянница не ответила и пани Кристина поспешила по дому ее разыскивать.
— Барбара, пся крев! Баська, холера…
Племянницу она так и не нашла. И за два часа до заката уехала одна.
* * *
Как Марфа радовалась потом, что упросила мужа отдать приказ Собесскому не на заседании сейма. И так много воли эти болтуны забрали, лучше приказ отдать, а потом о нем поговорить. Мол так и так, для вашей же защиты. А то ведь самое лучшее дело заболтают! Опять же, и себя утверждать надо…
Вот так и вышло, что на утреннем приеме предстал пред глазами царственной четы Ян Собесский…
Марфа разглядывала его внимательно и серьезно. Длинный нос с горбинкой, вислые усы, темные внимательные глаза, редеющие волосы…
В годах, уж больше сорока ему, но телом крепок и духом силен.
Великий гетман коронный.
Из плюсов — умен. Хороший полководец, всего добился умом и горбом. Громадный плюс — великого честолюбия у него нет, так серединка на половинку. Наверх пробивается, но корона его не манит. Или — не манила?