— Это он, Нике. — Обреченно сказал я. Она обернулась ко мне, ее брови — брови Марлона Брандо! — удивленно поползли вверх: до сих пор я только один раз назвал Афину этим именем, моим любимейшим из ее имен. Это случилось в самом начале нашего знакомства, и тогда я еще не знал, какое число непотребных слов способна пустить в ход эта сероглазая, когда кто-то пытается сказать ей, что она прекрасна! В тот раз это развлечение доставило мне некоторое удовольствие, но меня не слишком прельщала возможность повторно выслушать ее брань: я подозревал, что ничего нового Афина с тех пор не придумала, и мне станет скучно…

— Кто — «он»? — Наконец спросила Афина. Кажется, она решила не затевать новую свару по поводу несвоевременного употребления нежнейшего из ее имен.

— Ты что-то путаешь, Гаут. Этот смертный — не твой сумасшедший побратим.

Впрочем, возможно, он и не смертный…

— В том-то и дело, что не смертный. — Мрачно согласился я. — Боюсь, что он гораздо менее смертный, чем мы сами… А при чем тут мой побратим?

— Ну, не знаю. — Рассеянно сказала она. — Мне всегда казалось, что только его внезапное появление может выбить тебя из колеи.

— Глупости какие! — Отмахнулся я. — «Выбить меня из колеи» — еще чего!

Просто у меня немного портится настроение, когда я в очередной раз вспоминаю, во что превратился бедняга Локи. Ты наверное не поверишь, но когда-то с ним было очень весело, и это были хорошие времена… Да пес с ним, не о том речь! Ты еще не поняла, кто этот незнакомец внизу? Это тот, за кем с радостью пойдут худшие из смертных, тот, кого ждали мертвецы, чтобы подняться из могил, ядовитое чудовище, под ногами которого плодородные земли превращаются в растрескавшуюся глину… Когда люди моего народа пытались перевести смутное знание о неизбежном на язык слов, они придумали свою историю о конце всего — они назвали это «день судьбы богов».

Надо отдать им должное, не так уж много они и напутали! Во всяком случае, куда меньше, чем все остальные… Так вот, кроме всего прочего, они предсказали, что перед последней битвой откуда-то с юга прийдет великан Сурт с огненным мечом — в конце концов он-то и сожжет мир! Боюсь, этот парень и есть тот, кого они назвали Суртом. Он пришел, и теперь все покатится в пропасть так быстро, что мы не успеем перевести дыхание… Это и есть наш главный враг, Нике. По сравнению с ним Локи — мой добрый приятель. В конце концов, он такой же невольник своей странной судьбы, как и мы все. А этот поганый пришел сюда развлекаться.

— Не развлекаться. — Задумчиво возразила она. — Он пришел сюда просто потому, что так вышло. В отличие от нас, он действительно мог отказаться принимать в этом участие, но его выбор уже сделан, так что теперь мы с ним в одной лодке… Хотя, он действительно возглавит армию наших врагов, одно другому не мешает, ты же знаешь.

— Не мешает. — Неохотно согласился я. — А с каких это пор ты занялась пророчествами? — Она не ответила. Про себя я удивленно подумал, что Афина не так проста, как кажется, а значит и с прочими ее родичами следует держать ухо востро… Потом я снова всмотрелся в темноту глаз растрепанного незнакомца, который по-прежнему неподвижно сидел на своем камне. Эта тьма была совершенно непроницаемой — для кого угодно, но только не для меня: случалось мне разгадывать загадки и похитроумнее! На сей раз я был вынужден неохотно признать, что наш враг не вызывает у меня должного отвращения. Я быстро понял, в чем дело: ему не единожды доводилось пить мед поэзии, а я всегда питал известную слабость к скальдам.

— А знаешь, он ведь не раз окунал руки в кровь Квасира. Вот уж никогда бы не подумал!

— Сказал я Афине.

— В чью кровь?

— Все время забываю, что ты не всегда понимаешь мои речи! — Снисходительно усмехнулся я. — Я хотел сказать, что в свое время он был поэтом, а может быть, и до сих пор… «Кровь Квасира» — это поэзия. И что тут непонятного?

— Почему нельзя просто называть вещи своими именами? — Раздраженно спросила она.

— Потому что вещи от этого портятся, я тебе уже тысячу раз объяснял. — Устало вздохнул я. — Если золото тысячу раз назвать «золотом», это истощит его, оно устанет, утратит свой блеск и потеряет ценность. Поэтому лучше называть его «периной дракона», или еще как-нибудь — есть много способов дать понять, о чем идет речь, не называя имени. Это магия. Не такая уж хитроумная, согласен, зато она работает…

— Этот дерьмовый мир скоро весь «испортится», раз и навсегда, а ты носишься со своей дурацкой магией! — Презрительно скривился рот Марлона Брандо.

— Если бы с ней все «носились», глядишь — и мир бы не испортился! — Огрызнулся я.

Знала бы эта сероглазая, как трудно порой бывает не разгневаться, слушая ее вздорные речи!

— Хорошо, не будем большее спорить. — Неожиданно мягко сказала Афина. — Сейчас я хочу окончательно разобраться с этим существом внизу, так что придержи свою драгоценную шляпу — еще улетит на вираже!

— Ладно, — миролюбиво согласился я, — придержу. Разбирайся.

Она кивнула, и начала стремительно сбавлять высоту. Земля понеслась нам навстречу с такой скоростью, словно она была отощавшим медведем-шатуном, а наша диковинная летательная машина — ее единственным шансом не сдохнуть с голоду еще до наступления ночи. Я не видел лицо своей спутницы, но почувствовал, что тонкие губы мужчины с нелепым именем Марлон сложились в восторженную улыбку валькирии — теперь никакая маска не могла скрыть настоящую Афину, которая при первой же встрече гордо бросила мне: «только не думай, что испугаешь меня своим заколдованным железом, дружок, я и сама — бог войны!» — и попробовал бы кто-то назвать ее не «богом», а «богиней»!

Афина небрежно положила руку на гашетку пулемета. Я понял, что она задумала, и одобрительно рассмеялся. В это мгновение я разрешил себе поверить, что все еще можно исправить: сейчас растревожившие меня темные глаза незнакомца станут просто парой бессмысленных мертвых глаз — сколько их было до него, сколько будет после! — и его зеленый плащ через несколько дней занесет песком, а пятна крови исчезнут еще раньше, и с ним будет покончено навсегда, а потом… Мало ли, что может случиться потом!

— Разворачивайся, Хар, хватит сверлить мой затылок своим драгоценным глазом!

Лучше приготовься немного пострелять. — Хриплым шепотом сказала Афина. — Я начинаю, а финал — за тобой!

Я понимающе усмехнулся, развернулся, и склонился над пулеметом — смертоносной машиной, которую Афина называла странным именем «Льюис». До сих пор она упорно настаивала на том, что пока я сижу в ее аэроплане, я — никакой не «ворон брани», а всего лишь пассажир, который должен сказать спасибо за то, что его взяли прокатиться на этом летающем чуде, и не нарушать величие момента своими жалкими попытками в очередной раз прослыть великим воином. Этой сероглазой многое сходило с рук: я не спешил с ней поссориться, и часто делал вид, что легко соглашаюсь с ее вздорными желаниями. Так что я еще ни разу не пользовался этой волшебной вещью. К счастью, мне никогда не приходится подолгу учиться обращению с новым оружием, поскольку любое оружие при ближайшем рассмотрении непременно оказывается всего лишь одной из несметного числа моих невидимых смертоносных рук… Машина по имени Льюис не была исключением: стоило мне прикоснуться к холодному металлу, как все стало на свои места. Можно было не сомневаться: я сумею привести в действие этот пулемет, как уже не раз заставлял оживать куда более замысловатые игрушки, придуманные слабыми, но изобретательными людьми, отчаянно пытающимися услужить смерти…