— Вы меня совсем запутали. — Сердито сказал я. — Между прочим, немецкий язык никогда не был моим родным, поэтому мне сейчас не до игры в загадки и отгадки!

— А с чего вы взяли, что я говорю с вами по-немецки? — Удивился незнакомец. Только тут до меня дошло, что и начало нашего разговора происходило на нормальном человеческом языке, без всяких там чудовищных цитат из самоучителя — и как я сразу не заметил?!

— Могу вас понять, — сочувственно сказал мой странный собеседник, — поскольку вы находитесь в Берлине, вы были заранее уверены, что любой незнакомец будет обращаться к вам именно по-немецки. Ничего удивительного: большинство людей всю жизнь пребывают отнюдь не в реальном мире, а в том, в существовании которого они «заранее уверены» — довольно страшный дар. Я бы сказал — проклятие, но вы со мной не согласитесь, я полагаю…

— Может, и соглашусь. — Равнодушно возразил я. — Если честно, в настоящий момент мне по фигу… Я уже пять минут смотрю на вас, ничего не понимаю, но ужасно хочу понять хоть что-то. Не самый удачный момент для философского осмысления общей картины человеческого бытия, вам так не кажется?

— Вам виднее. — Пожал плечами незнакомец. Было заметно, что его мысли заняты совсем другим. — Я вот все думаю, как бы мне ответить на ваш вопрос об имени… Вообще-то, у меня его нет.

— Но наверняка существует какой-то бессмысленный набор звуков, который окружающие считают вашим именем. — Понимающе улыбнулся я.

— Да, существует. — Кивнул он. — Но боюсь, что вас этот самый «набор звуков» окончательно запутает.

— Ох, вы меня так заинтриговали — дальше некуда. — Вздохнул я. — Может быть, хватит с меня мучительных догадок?

— Думаю, что так… В общем, когда люди хотят упомянуть меня в своих речах, они говорят: «Аллах». — Он развел руками и виновато улыбнулся. Я озадаченно уставился на него: стоило ехать черт знает куда, в город, где я не был так много лет, что постепенно начал сомневаться в его существовании — и все это для того, чтобы в первом попавшемся кафе наткнуться на городского сумасшедшего… Ничего не попишешь: мое фирменное везение! Потом я понял, что все гораздо хуже: этот самый «городской сумасшедший» не только безупречно говорил на моем родном языке — весьма отличном от немецкого! В довершение ко всем бедам, он знал, как меня зовут, когда я приехал, и честно говоря, я с самого начала почувствовал, что он знает обо мне гораздо больше — может быть, абсолютно все…

— «Аллах»? — Тупо переспросил я. — Что, вы хотите сказать, что вы — Бог, и вы все-таки есть? Ерунда какая-то!

— Не Бог, а Аллах. — Вздохнул он. — Это разные вещи… Кроме того, могу вас успокоить: меня нет, и никогда не было. В этом, собственно говоря, и заключается проблема.

— Какая проблема? — Обреченно спросил я. К этому моменту я как раз начал подозревать, что городской сумасшедший — не он, а я, а этот красавчик — просто моя очередная галлюцинация. Возможно, служащие психиатрической лечебницы, в которую меня давным-давно благополучно упрятали смертельно уставшие от моего прогрессирующего бреда родственники, забыли сделать мне очередной успокоительный укол, и теперь я могу вовсю наслаждаться всякими экзотическими видениями — ловить за хвост свою своеобразную удачу, пока они не опомнились и не возобновили курс лечения…

— Что бы вы не думали, Макс, но за этим столом нет ни одного безумца. — Мягко сказал незнакомец, только что признавшийся мне в своем божественном происхождении. — Перед тем, как я вошел, вы хотели заказать кофе, помните?

Могу вас обрадовать: это как раз то чудо, которое мне по зубам.

Он ослепительно улыбнулся и эффектным жестом — не то фокусника, не то эксгибициониста — распахнул свое невероятное пальто. Под пальто обнаружился строгий черный костюм — пожалуй, слишком дорогой для комфортного пребывания в демократичном интерьере мексиканского ресторанчика. Я так и не успел разглядеть, откуда именно появилась маленькая чашка, такая же пронзительно-зеленая, как его пальто, потрясшее меня до самых оснований моей смешной души. Кажется, он извлек ее из нагрудного кармана своего элегантного пиджака, хотя я могу ошибаться…

— Это — самый лучший кофе, какой только можно отыскать под этим небом. — Скромно сообщил Аллах. — Точно такой же кофе готовил повар Гаруна аль Рашида — а этот парень вел свой род от верховных джиннов Первой Пустыни!

— Что это за «первая пустыня» такая? — Недоверчиво осведомился я. — Никогда о ней не слышал…

— Вы о многом не слышали. — Резонно заметил тот. — И еще больше успели позабыть. К счастью, ваше неведение не мешает некоторым событиям оставаться свершившимися фактами…

— Да уж! — Прыснул я. Потом осторожно попробовал кофе и расцвел от удовольствия.

— Вы нашли кратчайший путь к моему сердцу! — Проникновенно сказал я. — Вы утверждаете, что вы — наваждение, я вас правильно понял? — Мой собеседник кивнул, и я торжественно закончил:

— В таком случае, вы — наилучшее из наваждений, сэр! Это я вам говорю, как крупный специалист в этом вопросе!

— Ну, наконец-то! — Улыбнулся он. — А я все ждал, когда вы перестанете упорно притворяться обыкновенным человеком, который впервые в жизни столкнулся с необъяснимым…

— Я вошел в роль. — Смущенно признался я. — Знаете, если уж я берусь за дело, я стараюсь делать его хорошо. И поскольку я решил немного побыть старым добрым Максом, которого понесло на прогулку по Берлину, я постарался стать им по-настоящему… Понимаете, тому Максу, который то и дело сталкивается с необъяснимым, нет места под этим замечательным хмурым небом.

Я так старался соответствовать обстоятельствам, что немного увлекся…

— Разумеется, я понимаю. — Кивнул он. Немного помолчал, подождал, пока я сделаю последний глоток — этот воистину божественный напиток отличался от обыкновенного хорошего кофе так же разительно, как настоящие живые цветы от своих чудовищных пластиковых копий.

— Ладно, а теперь вам все-таки прийдется ответить на вторую половину дурацкого вопроса, который я задал вам с самого начала, сэр Аллах. — Улыбнулся я, аккуратно поставив на стол пустую чашку. — По какому такому делу я вам понадобился? Или вам просто надоело, что я то и дело поминаю ваше имя всуе, и вы решили побить мне лицо?

— За мной действительно еще с юности водится смешная привычка поминать беднягу Аллаха по любому поводу: я регулярно посылаю к нему своих горемычных собеседников, вместо того, чтобы просто дружелюбно посоветовать им навестить черта, или отправить их в дальнее путешествие на поиски общеизвестного анатомического органа, как это обычно делается. Кроме того, я периодически возношу ему хвалу, изредка высказываю претензии, и так далее — просто потому, что слово «аллах» всегда казалось мне вполне забавным.

— Да нет, поминайте на здоровье. — Равнодушно отозвался мой собеседник. — Мне все равно, если честно… Я назначил вам встречу, поскольку хочу предложить вам работу.

— Надеюсь, вы не вербуете муэдзинов? — Рассмеялся я. — Предупреждаю: голос у меня всю жизнь был так себе, слабенький, а слух и вовсе дерьмовый!