Соколов расхаживает по квартире в поисках чистой футболки минуту, может больше, а мне кажется — целую вечность.

— Ты закончила? — надевая футболку, он подходит ко мне и с насмешкой смотрит на меня.

Я громко глотаю и боюсь даже представить, как выгляжу со стороны. Поймана с поличным. Каюсь.

— Чай, говорю, допила? — уточняет он, но по хитрой морде вижу, что он имел в виду вовсе не чай. Видел, как я на него пялилась, гад!

— Д-да, спасибо…

Как же глупо и неловко получилось.

— Кто ты и куда дела Ермакову? — звучит его голос рядом с моим лицом.

Я поднимаю глаза и смотрю на его сияющую физиономию с недоумением. Он поясняет с улыбкой.

— Я думал, что ты запустишь в меня чем-нибудь тяжелым, когда намекнул на порно-киношку. А когда пригрозил затолкать тебе в рот кусок мяса, обычная Олеся, которую я знаю много лет, проткнула бы мне глаз этой самой вилкой…

Он коснулся моей щеки кончиками пальцев и сразу же отдернул руку, словно обжегся.

— Что с тобой, Ермакова? — в его глазах мелькнула тень тревоги. — О чем ты хотела поговорить? Ты собираешься рассказывать или мы весь вечер будем ходить вокруг да около?

Глава 11. Новое условие

— Мне позарез нужно твое участие в литературном форуме, ты меня очень выручишь, если согласишься, но…

Я говорю, а он смотрит на меня сверху вниз со снисходительной улыбкой:

— У тебя всегда есть какое-то «но».

— Прости, — быстро реагирую я и краснею до ушей, — но я не могу согласиться встречаться с тобой.

Боже, я это сказала! Просто камень с души! Мне даже дышать становится легче.

Соколов возвращается на свое место и продолжает есть, как ни в чем ни бывало. Я смотрю на него и жду. Он как будто нарочно заставляет меня нервничать своим упрямым молчанием.

— Не можешь или не хочешь? — наконец говорит он, как только заканчивает с мясом и вытирает губы салфеткой.

— Я не хочу тебе врать, — глупый ответ, но правдивый, потому что прямо сейчас я не понимаю, что чувствую не только к нему, но и вообще.

— Это все из-за того препода, который звонил тебе вчера вечером?

Его проницательность окончательно выбивает почву у меня из-под ног, я молчу и пялюсь на него, не скрывая удивления. Он ждет ответа, а я просто киваю.

— Я так и думал, — он сжимает в руке салфетку. Больше ничем, абсолютно ничем не выдает эмоций.

Наше затянувшееся молчание нарушает внезапный смех Ульяны. Она громко хохочет с чего-то в мультике и выводит нас обоих из задумчивого ступора. Сестра совсем не обращает на нас внимания. Милаш радостно виляет забавным, коротким хвостиком, реагируя на смех сестры.

— Насколько все серьезно? — тон спокойный и можно подумать, что равнодушный.

Я никому, кроме Маруськи не рассказывала о своем помешательстве на Аксенове. Говорить все как есть, начистоту, да еще и Соколову — стыдно и как-то… неправильно.

— Ну, он мне нравится, — выдавливаю из себя самый нейтральный ответ.

— Нравится? — Леша смотрит на меня и хмурит лоб. — То есть никаких отношений между вами нет?

Мотаю головой. Стыжусь и краснею уже почти до слез. Только Соколов способен вызывать у меня подобные эмоции.

— Что ж, хоть это радует, — выдыхает он, и как будто бы оживляется.

— Что именно?

— Что этот твой Виктор Максимович не опустился до интрижки с собственной студенткой.

Ну надо же! Даже имя его запомнил!

— Вообще-то… — я замолкаю, с трудом сдерживаюсь от бесполезных попыток оправдать или как-то защитить преподавателя.

— И как давно ты сохнешь по этому типу, Ермакова? — он смотрит на меня с насмешливым вниманием. А я не понимаю, что же его так радует.

Я пожимаю плечами и потупляю взгляд. Как назло, чай уже закончился, но я все равно делаю вид, будто допиваю остатки, только бы чем-то заняться и не смотреть в глаза Соколову.

— Так вот ради кого ты решила похудеть, — Леша встает и убирает тарелку в посудомойку. — Ты отдаешь себе отчет в том, что не должна меняться ради какого-то…

— Я делаю это не для него и не для кого-то еще, я делаю это для себя! — все, нервы ни к черту. Я уже жалею, что начала этот разговор, он не приводит ни к чему хорошему, а только бесит.

Соколов поворачивается ко мне с сияющей улыбкой:

— Это очень хорошо, Ермакова.

— Почему?

— Потому что если ты изменишься ради этого мужика, а потом поймешь, что сделала это напрасно, то очень быстро вернешься к прежней внешности.

— С чего ты взял, что я сделаю это напрасно? — я скрещиваю руки на груди и смотрю на него в упор. Он отзеркаливает мою позу и смотрит на меня в ответ.

— Если он до сих пор не обратил на тебя внимания, а после похудения — обратит, то тебе точно не нужен этот козел!

Я поднимаю указательный палец вверх, предупреждая быть осторожней со словами, а он усмехается и трет подбородок, погрузившись в свои мысли.

— Ладно, твоя взяла, — задумчиво говорит он и встряхивает плечами, как будто на них свалилась непосильная тяжесть вместе с принятием этого решения. — Хочешь убедиться в том, что твой препод козел, я буду только рад помочь.

— Вот значит, как ты все повернул?

У меня нет слов, я таращусь на него и поспешно моргаю, силясь подобрать слова пообидней.

- Когда, говоришь, твой форум? — внезапно спрашивает он.

— Четвертого ноября.

— То есть, у нас около пяти месяцев, чтобы сделать из тебя конфетку.

Он подмигивает и протягивает руку для пожатия, но я не шевелюсь и смотрю на него, все еще злая.

— Я и забыл, что у тебя проблемы с пожатием рук, — скалится он. — Можно закрепить договор другим способом. Поцелуем, например…

Я быстро протягиваю ему руку, он жмет ее и резко дергает меня к себе. Я ощущаю жар от его тела и мне неуютно от этого, но почему-то не могу заставить себя отстраниться.

— Что на счет твоего условия? — шепчу я, не в силах теперь даже говорить.

— Ты же запретила касаться этой темы. А мне все еще нужен редактор.

Хитрый, хитрый Соколов!

— Ты согласен участвовать в форуме?

— Да. Я уже вписался в это. Еще вчера, помнишь?

Я моргаю и делаю шаг от него. Он отпускает мою руку и смотрит на часы.

— Вас отвезти? Уже почти девять.

Киваю и хватаюсь обеими руками за стол. Мы еще не закончили и не обсудили самый главный вопрос, а у меня совершенно