Он стал объяснять, почему мы ничего не принесли, и я заметила, что он изменился, стал спокойнее и увереннее. Раньше Отто Франк очень нервничал, но теперь у него все было под контролем. От него исходило ощущение безопасности и покоя. Я видела, что он старается подавать пример остальным.

Но Анна не отставала.

– А мои друзья? Что с ними? Кто-нибудь ушел в убежище, как мы? Или они попали в облаву?

Облавы на евреев продолжались.

Франки собрались вокруг нас, и я рассказала, как мы с Хенком сходили на Мерведеплейн. Они хотели знать все.

– А что с Йопи? – спросила Анна, когда я замолчала. – Она живет напротив вас. С ней все в порядке?

Йопи была подругой и ровесницей Анны. Она жила на Хунзестраат. Анна знала, что я иногда общаюсь с ее матерью-француженкой. Та была портнихой и вышла замуж за антиквара-еврея. Жили они над нашей молочной. Иногда я встречала мадам, когда шла за молоком. Она всегда была одна.

– Да, Анна, я видела мать Йопи. У них все в порядке. Они живут в своем доме.

Анна помрачнела. Она хотела больше знать о своих друзьях – девочка очень по ним скучала.

Я объяснила, что не могу ничего о них рассказать. Было бы слишком опасно выяснять такие вещи.

– А что еще происходит? – спросил господин Франк. Его интересовал мир, к которому он больше не принадлежал.

Понимая его чувства, я рассказала все, что знала, – об облавах в разных частях города, о новом указе об отключении телефонов у евреев, о том, что цены на фальшивые документы взлетели до небес.

– А Хенк? Он придет к нам после обеда? – спросила Анна.

– Да, – кивнула я. – Когда все уйдут на обед. Он больше меня знает о том, что творится в городе.

Лица у всех прояснились.

– А во время обеда зайдет Элли.

Все были рады таким гостям. Франкам хотелось, чтобы мы приходили как можно чаще.

Господин Коопхейс приходил часто и всегда приносил с собой что-то особенное. В нем чувствовалась огромная человеческая теплота. Иногда заглядывал господин Кралер. Он советовался с господином Франком о бизнесе, приносил Анне журнал «Кино и театр». Девочка с удовольствием читала статьи о новых фильмах и рассматривала фотографии кинозвезд.

В убежище постепенно воцарялся порядок. Вещи разобрали, все лишнее сложили на чердаке. Возникла домашняя атмосфера – появился старый добрый кофейник, детские учебники, щетки для волос…

Анна приклеила на стену своей спальни фотографии любимых артистов – Рэя Милланда, Греты Гарбо, Нормы Ширер, Джинджер Роджерс, голландской актрисы Лили Баумеестер и немецкого актера Хайнца Руманна. Рядом красовался рекламный плакат нашей компании, «Пьета» Микеланджело, большая розовая роза, шимпанзе на чайной вечеринке, принцесса Елизавета Йоркская и множество картинок с изображением милых детишек. Анна любила детей так же, как и кинозвезд.

Анна и Марго жили в длинной узкой комнате на первом этаже убежища. Соседнюю большую комнату господин и госпожа Франк превратили в свою спальню. Наверху находились гостиная и кухня – там семья проводила день. Чем выше они находились, тем меньше шума слышно было внизу. Но днем, когда в конторе работали сотрудники, приходилось соблюдать тишину. Нельзя было сливать воду в туалете и ходить в ботинках по скрипучей деревянной лестнице. Все сидели тихо, ожидая, пока кто-то из нас сообщит, что работники разошлись.

Я заметила, что в первые дни госпожа Франк почти ничего не говорила, и Марго тоже. Она всегда была добра, готова всем помочь и давно научилась быть незаметной. Она никогда никому не мешала и ничего не требовала.

Каждый день я приносила какие-то вещи из тех, что мы с Хенком забрали с Мерведеплейн накануне бегства Франков, и быстро переправила практически все. Утром перед работой я осторожно поднималась наверх и забирала у госпожи Франк список покупок. Она давала мне деньги, или я сама брала их из кассы внизу, чтобы возместить их позднее. Прежде чем Анна успевала наброситься на меня с расспросами, я обещала ей, что вернусь с покупками, и тогда мы сядем и поговорим.

Облавы продолжались, и евреи лихорадочно искали укрытия. Некоторые совершали опрометчивые и порой очень глупые попытки перейти бельгийскую границу. Все искали «безопасный адрес». Безопасный адрес – убежище – стал самым ценным приобретением. Он был дороже бриллиантов, ценнее горшка золота. Люди использовали все возможности, чтобы получить его.

Дочь и зять госпожи Самсон тоже отчаянно искали убежище. Они безумно боялись за себя и своих маленьких детей. В июле облавы продолжались и захватывали все новые районы Амстердама. Когда дочери и зятю госпожи Самсон удалось найти место, чтобы спрятаться, они захотели рассказать нам об этом. Но мы с Хенком давно поняли, что чем меньше знаешь о других, тем лучше. Никто не представлял, что могут сделать с нами немцы, если схватят. Эти варвары были способны на самые мучительные пытки.

Заметив сборы, мы поняли, что их бегство неизбежно. Они пребывали в панике. Хенк посоветовал им держаться подальше от Центрального вокзала.

«Зеленая полиция» патрулирует Центральный вокзал днем и ночью. Появляться там глупо.

Мы ничего больше не сказали этим несчастным испуганным людям, родителям двоих детей. Они не понимали, что происходит вокруг них. Мы не задавали вопросов, и они ничего нам не говорили.

Однажды вечером, когда мы вернулись с работы, их уже не было. В тот день в городе проходило много облав. Госпожа Самсон сказала, что ее дочь с зятем и детьми решили немедленно скрыться в убежище. Сама она была очень расстроена и напугана. Мы с Хенком подумали, что ей тоже лучше было бы спрятаться, пока не кончатся облавы, и предложили ей перебраться к моим приемным родителям. Она согласилась, и я быстро обо всем договорилась.

Около полуночи в дверь позвонили. Мы с Хенком замерли в постели. Хенк велел мне не вставать, а сам пошел к двери. Но я не могла сдержаться и пошла за ним. На пороге стояла женщина. На руках у нее была дочь госпожи Самсон, мальчика она держала за руку. Женщина объяснила, что родителей детей схватила «зеленая полиция» на Центральном вокзале. Я забрала у нее ребенка. Женщина передала нам мальчика – его взял Хенк.

– Мне велели отвести детей по этому адресу.

С этими словами женщина повернулась и скрылась в темноте. Мы молчали, думая об одном: кто она? Еврейка или христианка? Почему «зеленая полиция» позволила ей забрать двух еврейских детей?

Мы привели детей на кухню, напоили их теплым молоком, дали им хлеба с маслом, а потом уложили спать.

На следующий день госпожа Самсон вернулась и увидела своих внуков. Она пыталась узнать у них, что случилось, но дети были слишком малы, чтобы что-то рассказать. Их родители просто исчезли, попав в лапы к немцам.

Мы поняли, что важно найти убежище для этих малышей и стали по крохам собирать информацию. Оказалось, что в Амстердаме есть студенческая организация, которая прячет детей. Буквально через неделю девочку увезли в Утрехт, а чуть позже мальчика забрали в Эмнес.