За молоко отвечала Элли. В Голландии молоко обычно каждый день доставляют в конторы и дома. Было очевидно, что работникам конторы нужно много молока, и мы не боялись, что у молочника возникнут подозрения. Молоко доставляли в любую погоду, а во время обеда Элли переносила бутылки наверх.

Господин Франк сказал мне, что план их бегства разработал господин Коопхейс. Они обдумали это вместе, а затем пригласили господина ван Даана и его семью. Тайные комнаты не только обставили, но и создали в них запасы сухих и консервированных продуктов. По вечерам туда перетаскивали мешки с сухой фасолью, консервы, мыло, белье, кухонную утварь. Я не знала, как все это было организовано, но думала, что господину Коопхейсу помогал его брат, у которого была машина. Он мог перевезти самые крупные вещи. Конечно же, господин Кралер тоже был в курсе приготовлений.

В убежище господин Франк следил за учебой детей. Они учились постоянно, им давали домашние задания, и господин Франк все проверял. Поскольку Петер ван Даан не очень любил учиться, господин Франк уделял ему особое внимание и не жалел времени. Отто Франк оказался отличным учителем. Он был добр, в то же время тверд и никогда не терял чувства юмора.

Уроки занимали довольно много времени. Марго было легко учиться. Анна не отличалась такой же усидчивостью, как ее сестра, но тоже училась с легкостью. Она часто что-то записывала в небольшой дневничок в красно-оранжевой тканевой обложке в клетку – его ей подарил отец на тринадцатилетие. Это произошло 12 июня, за несколько недель до того, как Франки укрылись в убежище. Анна делала записи в дневник в своей комнате или в спальне родителей. Хотя все знали об этом, она никогда не писала в присутствии других людей. Господин Франк заметил это и попросил не мешать девочке.

Анна постоянно носила дневник с собой, и остальные частенько ее поддразнивали. Как ей удается придумать, о чем писать? Анна краснела, начинала огрызаться – за словом в карман она не лезла. И все же она предпочитала хранить свой дневник в старом кожаном портфеле отца.

Главным своим достоинством Анна считала густые темно-русые блестящие волосы. Она любила расчесывать их по несколько раз в день, чтобы они были здоровыми и сохраняли блеск. Расчесывая волосы, она всегда накрывала плечи треугольным хлопковым платком, бежевым с розовыми, салатовыми и голубыми розами и мелкими фигурками. Она повязывала платок на шею, чтобы выпавшие волосы оставались на нем. На ночь Анна накручивала волосы на папильотки, чтобы они слегка завивались. Марго тоже накручивала волосы.

Обе девочки помогали готовить, мыть посуду, чистить картошку и убираться в комнатах. Они много учились и читали. Иногда Анна раскладывала свою коллекцию фотографий кинозвезд, чтобы полюбоваться красавцами и красавицами. Она была готова бесконечно говорить о кино и кино-звездах со всеми, кто соглашался слушать.

Каждый раз, когда я проскальзывала в убежище, все были чем-то заняты. Они напоминали мне живые камеи: голова, склонившаяся над книгой, руки, снующие над грудой картофельных очистков, мечтательное выражение на лице женщины, занятой вязанием, пальцы, нежно поглаживающие шелковистую шерстку Муши, ручка, царапающая что-то на бумаге, останавливаясь на мгновение, а затем снова бегущая по листку. И все молчали.

Когда я появлялась на лестнице, лица озарялись. В глазах вспыхивала радость. Все жадно ждали новостей. Первой начинала меня бомбардировать вопросами Анна – всегда она.

– Что происходит? Что ты принесла? Ты слышала новости?

Когда госпожа Самсон скрылась, Хенк быстро переоформил квартиру на нашу христианскую фамилию. Мы боялись оставлять дом на имя еврейки – ведь к нам могли явиться и забрать все ее вещи. Естественно, мы не собирались ничего присваивать – когда господин и госпожа Самсон вернутся, мы все им вернем.

Госпожа Самсон исчезла в сентябре. Примерно через месяц-полтора мы получили письмо из Хилверсема, городка недалеко от Амстердама. Письмо было от госпожи ван дер Харт. Это имя нам ничего не говорило, но, прочитав его, мы все поняли. Госпожа Самсон скрылась в доме госпожи ван дер Харт в Хилверсеме. Ей было очень одиноко, и она попросила хозяйку написать нам и пригласить в гости.

Мы не могли отказаться. В Хилверсем поехали на поезде – сорок пять минут в дороге и еще пятнадцать минут пешком. Адрес был указан в письме. Дом оказался настоящей виллой, какие доступны только очень богатым людям.

Дверь открыла госпожа ван дер Харт. Мы представились. Она провела нас в дом, объяснив, что живет со своим единственным сыном, студентом университета Карелом. Карелу был двадцать один год. Когда началась война, муж госпожи ван дер Харт оказался в Америке, не смог вернуться, и она уже два года ничего о нем не знала. Она извинилась за состояние дома – у нее всегда были слуги, но теперь все приходилось делать самой.

Госпожа ван дер Харт провела нас наверх, в красивую комнату, где жила госпожа Самсон. Хотя та была очень одинока и напугана и ей было трудно жить, не выходя наружу, но она хорошо питалась, и хозяева были к ней добры. Мы узнали, что здесь должны были скрыться дочь, муж и внуки госпожи Самсон. Если бы они не поддались панике и не бросились на Центральный вокзал, то сейчас были бы в безопасности. К несчастью, они попали в руки немцев, а дети их сейчас скрывались в других местах.

Мы рассказали госпоже Самсон все амстердамские новости и пообещали приехать снова. Вечерним поездом мы вернулись в Амстердам.

Примерно в то же время нам написал пожилой еврей, друг господина Франка, с которым мы познакомились на субботних посиделках. Он попросил нас навестить его и добавил, что это очень важно.

Хенк отправился к нему один. Домой он вернулся бледным и измученным и принес два огромных тома с золотым обрезом – великолепное издание Шекспира на английском языке. Хенк рассказал, что этот человек, которому было около шестидесяти лет, жил вместе со старшей сестрой – старой девой, и престарелой матерью. Он сразу спросил, нет ли у Хенка «безопасного адреса» для его семьи. Хенк печально покачал головой.

– Я сразу понял, что таким старым людям найти убежище не удастся. Но мне не хватило духа сказать об этом, и я пообещал разузнать.

Тогда старик снял с полки два тома Шекспира – там было еще немало красивых книг в кожаных переплетах.

– Господин Гис, не окажете вы мне честь сохранить кое-что для меня до конца войны?

– Конечно, – ответил Хенк.

Так в нашем доме появился прекрасный Шекспир.

Мы с Хенком оба знали, что найти для таких стариков «безопасный адрес» почти невозможно. Хенк пообещал разузнать и сделал это, но безуспешно.

Я знала, как он переживает из-за этого старика. Те же чувства испытывала я, когда проходила мимо бедной старой еврейки, сидевшей на ступеньках возле нашей квартиры. «Зеленая полиция» приехала арестовать ее. Взглядом она умоляла прохожих помочь ей. Она была одной из многих евреев, бродивших по улицам и сидевших на ступенях, потому что им запрещалось сидеть на скамейках в парках или в кафе.