снова совершила доброе дело. Когда человек с такой охотой совершает ради тебя добрые дела, невольно начинаешь щадить его чувства.

Роман сестрицы Ми на стороне длился целых семь лет; тот мужчина настойчиво ее добивался, причем действовал и кнутом, и пряником. Как-то раз на день рождения он усыпал ее кровать цветами, подарив — совсем как в известной песне — девяносто девять роз. Однако сестрица Ми не могла произнести слово «развод».

Когда Сун Цзянтао умер, на седьмой день траура «эта женщина» закрыла дверь, и у них с сестрицей Ми состоялся разговор. Говорила она мирно и просто: «Доченька, ты еще молодая. Если есть подходящий человек, то ты не оглядывайся на меня, сделай шаг ему навстречу». Такие слова она произнесла через семь дней после смерти своего сына! Тело Сун Цзянтао еще и остыть не успело, а свекровь уже великодушно ее отпускала. Услышав это, сестрица Ми бухнулась перед свекровью на колени. Она даже сама тогда испугалась: с чего вдруг она упала перед кем-то на колени? Но как она могла бросить свекровь и выскочить снова замуж? Как могла отнять у нее дома на Гэнсиньли? Да еще и внука забрать? Оставить одинокую старуху доживать свой век в полуразрушенной халупе в квартале Ляньбаоли?! Нет, нельзя ей делать никаких шагов навстречу!

Сестрица Ми со вздохом сказала Фэн Чунь:

— Ты просто не знаешь, какие они — эти люди, родившиеся еще в старом Китае[26]. Им известно, что такое добродетель и мораль! Они умеют вести себя с другими. Даже каменное сердце в присутствии моей свекрови — и то растает.

Идею с лавкой изначально подала «эта женщина». Шли годы, и она поняла, что невестка не собирается больше вступать в брак. Целыми днями она пряталась в квартирке в Гэнсиньли, смотрела корейские и японские сериалы, курила одну сигарету за другой, из-за чего начались проблемы с желудком. Сестрица Ми тогда исхудала так, что остались кожа да кости, при ходьбе ее ветер сносил. «Эта женщина» не задавала лишних вопросов. Ей в ту пору исполнилось восемьдесят, но она отлично понимала, что к чему, и придумала, как спасти невестку. Она пригласила рабочих, чтобы перестроить маленькое помещение в квартале Ляньбаоли под лавку, а сама перебралась на второй этаж. Старуха распахнула двери, которые выходили на оживленную улицу и были заперты целых тридцать восемь лет. С тех пор сестрица Ми снова начала заниматься бизнесом.

Фэн Чунь смотрела широко открытыми глазами. Она получила ответы на многие мучившие ее вопросы. Девушка размышляла о Ляньбаоли и о лавке сестрицы Ми, и все теперь казалось ей не таким, каким виделось еще вчера. Сама сестрица Ми тоже совершенно изменилась.

— И что же во мне изменилось? — спросила у нее сестрица Ми.

— Ой, ты хороший человек, и у тебя сильный нравственный стержень.

— Ну вот только не надо льстить. Я просто в армии служила, а так обычная неотесанная баба.

Фэн Чунь разглядывала сестрицу Ми, положив руки на стол и подперев щеки; она не отводила от нее глаз, словно ученик начальной школы, впитывающий знания и старающийся не пропустить ни одного слова. Они допили вторую бутылку «Будвайзера». Обе по очереди сбегали по паре раз в туалет. Недоеденные блюда отправили на кухню подогревать. Как в тумане, они откупорили третью бутылку пива, зачастили с тостами, громко чокались бокалами и в голос смеялись. Какие-то мужчины подходили покурить к окошку, из которого открывался живописный вид, и смех сестрицы Ми и Фэн Чунь удивлял их; они наблюдали за женщинами, но те не обращали внимания и продолжали болтать без умолку.

Фэн Чунь настойчиво просила дорассказать ей историю любви. Сестрица Ми ответила:

— А я от тебя ничего не скрывала, уже все как на духу выложила.

— Ну, ты своего возлюбленного называешь просто «неким мужчиной».

— Так и есть. В истории он так и остался «неким мужчиной». Эти два слова я стереть не могу, а все остальное стерла.

Фэн Чунь засыпала ее вопросами: а как этот мужчина ухаживал? Как проявлял свою любовь? Как вы вообще сошлись? Он симпатичный? Чем занимается? Богатый? Со вкусом?

Сестрица Ми ответила одной фразой:

— Такая была любовь, такие чувства, которые, казалось, преодолеют тьму рек и тысячи гор, а в итоге выяснилось, что он надеялся взять в жены женщину, владеющую собственным жильем. Поэтому в конце концов все сошло на нет.

Сестрица Ми родилась в Ханькоу. Из поколения в поколение здесь по традиции женщина, выходя замуж, перебиралась в дом мужа. Если мужчина не мог дать ей дом, то, какими бы хорошими ни были отношения, свадьба не случалась. Фэн Чунь спросила:

— Тебе не кажется, что эти ваши традиции устарели?

Сестрица Ми твердо ответила:

— Они и правда устарели! Но чем сильнее они «устаревают», тем больше появляется доказательств того, что в них заключена истина! Любовь — это ведь не только воздушные замки.

Фэн Чунь снова озадаченно спросила:

— Разве любовь должна быть настолько материальной?

— А разве она может быть исключительно духовной? — парировала сестрица Ми.

— Ладно! Не будем о любви!

Сестрица Ми разом перевела стрелки на Фэн Чунь — теперь настала ее очередь рассказать о себе. Девушка хихикнула:

— Да я-то как вода кипяченая. У меня не было в жизни ничего эдакого. Ты и так все знаешь.

— Тогда скажи мне правду. Что у вас с Юанем все-таки случилось?

Фэн Чунь опешила. Она молчала, и подозрения сестрицы Ми о том, что в семье у них что-то нечисто, крепли и крепли. Наконец Фэн Чунь неуверенно спросила:

— Если я расскажу, не нанесу ли я тем самым ущерб его репутации?

— Да какой же ущерб? Мы просто секретничаем, как сестренки! Разумеется, об этом никто больше не узнает!

Фэн Чунь кивнула в знак согласия, немного подумала, затем ухмыльнулась и во хмелю решилась поделиться тем, что не осмеливалась никому открыть. Она быстро шепнула:

— Он гей.

Сестрица Ми выпрямилась. Такого она и предположить не могла. Но стоило Фэн Чунь произнести эти слова, как сестрица Ми мысленно согласилась: а ведь и правда, он всегда был манерным, вот только никто из соседей в эту сторону и не думал. Она уставилась на Фэн Чунь. От ее взгляда у той аж волосы дыбом встали, и ей пришлось добавить:

— Это правда. После рождения сына мы с ним больше не спали.

И девушка тут же смутилась и зарделась. Сестрица Ми опустила голову. Слезы закапали на стол. Несколько раз она с силой стукнула себя по лбу и пробормотала:

— Прости, Фэн Чунь! Я и подумать не могла. Я была