стиху. Сначала «Чистописание», а затем «Маляр» и «Берёза». А вместе с ней пришёл и денежный перевод на девять марок. Мне же радостные родители выдали целых десять марок золотом, но бумажные…

…..

В январе по распоряжению отца — Ахти стал меня учить ходить на лыжах. Так-то я еще в той жизни умел стоять на лыжах. Но вот именно что стоять. Своих мальчишек я почти каждый год вывозил на зимних каникулах то в Домбай, то в Сочи, на Красную поляну. Они быстро освоили лыжи и даже сноуборд. А я всё так же, под их смешки, продолжал изображать из себя «вечного чайника». Самым любимым способом катания на лыжах у меня был «бугельный подъёмник», когда он тащил меня вверх по склону.

Но здесь, на севере Финляндии, меня никто таскать на буксире не собирался. Мне выдали видавшие виды и пережившие явно не одно поколение детей короткие и широкие лыжи. Ахти показал как при помощи ремня крепить их к валенкам и начал гонять меня. Сначала вокруг подворья, а затем и вокруг хутора. По паре часов каждый день на протяжении целой недели. И только убедившись, что я вполне уверенно стою на лыжах и правильно работаю палками, оставил меня в покое, посчитав свою миссию выполненной.

Я же, избавившись от нелюбимого вида спорта, опять был предоставлен сам себе. Два, три часа в день съедали уроки с Аню и с матушкой, которая перешла теперь к письменному шведскому. Тюуне, которой уже исполнилось четырнадцать, круглыми днями пропадала на молодежных гульках в селе. То на танцульках, то на катке, под который выгородили и отчистили участок льда на нашем озере. За самовольные отлучки ей частенько перепадало от матери, так как она не выполняла наложенный на неё урок по уходу за хозяйством. Братишка Ахти тоже стремился на эти молодежные мероприятия, но у него не всегда получалось из-за помощи отцу и брату.

Вот и получалось, что я был один-одинёшенек. Если не считать моего Тонтту. Но он пределы дома не покидал и не мог мне создать компанию на улице. Иногда, поначалу, ко мне в моих уличных блуканиях и постройке снежных баб присоединялись кузены Армас и Микка. Но мне с ними было скучно. Они, скорее, были расположены ломать, чем строить. И после нескольких конфликтов с ними, когда они пытались разломать мои снежные скульптуры, а я за это их колотил, мелкие родственники стали меня сторониться.

Однажды, гуляя по замерзшему озеру, я наткнулся на маленькую лунку во льду. Надо сказать, что эти лунки проделывали дед Кауко с отцом, чтобы озерной рыбе было чем дышать. А там, где были большие глубины, они выпиливали целые окна во льду. Для установки ловушек на рыбу. Боттенвик, как здесь называют северную часть Ботнического залива, очень мелок и зимой полностью замерзает, а значит прекращается и рыболовство. По-этому, наша озерная, свежемороженая рыба, очень ценится на рынках. И дед с отцом и наёмными работниками, ставят верши каждый день.

Стоило мне наткнуться на эту лунку, как мне в голову пришла идея попробовать себя в зимней рыбалке при помощи удочки-махалки. Ни разу не видел здесь никого, кто бы ловил подобным способом рыбу. Хотя я кроме нашего озера, кусочка залива в порту Улеаборга и реки Оулуйоки, больше никаких крупных замёрзших водоёмов и не видел.

Сказано-сделано, нарисовал на листке форму удочки и, еле дождавшись вечера, попросил Эса вырезать мне это из дерева. Вот уж кто мастер по дереву, так это наш Эса, глянул на рисунок, спросил про размеры и через десять минут, я уже держал в руках тело удочки. И он не просто вырезал, он успел эту деревяшку зашкурить, чтобы я заноз себе не позагонял.

И он же мне закрепил свинцовые дробины на крючки. Я думал, что для этого понадобиться их расплавлять, но брат просто разрезал их ножом и склепал вокруг крючков.

— Тебе это зачем? — не сдержал он любопытства.

— Для зимней удочки. Я потом расскажу, если у меня всё получиться.

Испытывать своё творение я отправился на следующий день после завтрака. На всякий случай, если не хватит начищенных до блеска свинцовых грузил, я наколупал в дальнем сарае десяток вялых жуков короедов. Прихватил с собой короткую пешню и старую деревянную ложку для вычерпывания льда из проруби. Припинал небольшую чурку для использования в качестве сидушки, отчистил лунку и, мысленно перекрестившись, забросил свою снасть в водоём.

Долго махать деревянной ручкой мне не пришлось, уже через минуту клюнуло так, что я от неожиданности чуть не выронил удочку. Но вовремя опомнился и, как давным-давно, в прошлом детстве, попытался подсечь. И у меня это получилась. Первой рыбой, что я вытащил из лунки, оказался довольно крупный ёрш.

— Перкеле, — выругался я на ощетинившуюся как ёж рыбёшку. — И как мне теперь тебя с крючка снимать? — Но, полежав минутку на морозе, ёрш и сам успокоился, и я смог высвободить крючок.

Как ко мне со спины подошёл дед Кауко я даже не услышал, настолько был увлечён рыбалкой. К этому моменту рядом со мной уже лежал пяток ершей, парочка форелей, один не очень крупный щурёнок и три невзрачных плотвички.

— А что это ты тут делаешь? — громкий голос деда почти над ухом так меня напугал, что подскочил с чурочки и поскользнувшись, чуть ногой не угодил в лунку. Хорошо, дед меня вовремя поймал за шиворот шубейки.

— Дддед тты чтто? Тты ззачем подкрадываешься? — заикаясь спросил я у этого придурка.

— Я? — удивился он. — Я тебя пару раз окликнул, да и снег громко скрипел, когда я шёл. Это ты тут чем-то увлёкся. Как это ты столько рыбы наловил? Донкой что ли? — засыпал он меня вопросами.

— Нет. Вот. Удочкой. — показал ему свою приблуду и под его заинтересованным взглядом забросил крючок в прорубь. Буквально через десяток махов, удочка дернулась, и я подсёк очередного ерша.

— Ты же смотри! Как у тебя ловко получается. Ты что? На голый крючок ловишь?

— Не, я грузило свинцовое начистил, оно блестит и рыба его хватает. Но на всякий случай, я короедов наловил в дальнем сарае. Вот, — я продемонстрировал ему спичечный коробок с замершими насекомыми.

— Совсем твой отец обленился, — пробурчал дед, рассматривая жуков. — А ну-ка, дай, я попробую, — и он потянул свои руки к удочке.

— Ну, деда. Я для себя делал, — ни с того ни с сего у меня включилась детская капризность.

— Чего деда? Жалко деду? — показательно надулся этот старый жулик.

— Нет. На, держи, — отдал я ему удочку и