— В этом составе все вагоны с водяным отоплением. Недавно сгорел поезд, где печи просто стояли посреди вагонов. Много людей погибло. Вот в Сенате и решили на наши северные маршруты пускать только новые вагоны с безопасным отоплением и освещением.

— А какое здесь освещение, неужели электрическое? — влез со своим вопросом и брат Ахти.

— Нет. Электрическое, говорят, только в поезде русского царя есть. А здесь газовое.

«Час от часу не легче» — подумалось мне. Интересно, где этот газ хранится и не взлетим ли мы на воздух? Но задать уточняющие вопросы я уже не успел, объявили посадку и народ валом повалил из вокзала на платформу. Братья тоже заторопились к вагону первого класса. Кауко, дотащив меня до вагона, сгрузил мою тушку прямо в проём входного тамбура, а сам кинулся помогать подниматься по высоким ступеням маме.

Вагон внутри оказался очень странным. Он был разделён на две части. В первой, стояли мягкие кресла и пара диванчиков. Во второй, отделенной от общего мягкого салона стеной и дверью, располагались четыре купе. Одно, проводников, парочка двухместных и одно-единственное четырёхместное, которое и заняла наша семья.

Сразу после отправления отец с братом залезли на верхние полки и захрапели. Матушка тоже прикорнула на своём нижнем диванчике. Ведь все встали рано, чуть ли не ночью. Подняли и меня, накормили завтраком, одели, и я вновь заснул пока ждал, когда родственники и провожатые соберутся. Проснулся я от холода, когда наши сани подъезжали уже к Улеаборгу.

Так как спать не хотелось, а отвечать на мои вопросы, что это там за окнами, было некому, то я достал из маминого ридикюля томик «Исторiя одного города» Салтыкова и, завалившись на свой диванчик, принялся заново познавать для себя хроники города Глупова.

Через четыре часа поездки мы добрались до городка Кока-кола, как я для себя окрестил Кокколу или Карлебу, если на шведском. Вообще с названиями населённых пунктов творился форменный бардак. Для нас наша губернская столица была и оставалась Улеаборгом, а для южных финнов это был Оулу. Вроде бы красиво, мягко и коротко, но Оулу у нас, это река, а не город. В то же самое время все у нас называли Таммерфорс просто Тампере. Зато столица княжества была именно Гельсингфорсом, а не Хельсинки. В общем, кто как привык, так населенные пункты и обзывал видимо.

На столичный вокзал поезд пришел почти в полночь. Хорошо, что нас встречали. В Гельсингфорсе жила родная сестра мамы, тётя Хелен, которой и была отправлена телеграмма с датой нашего прибытия. Так что нас ждали сани, и нам не пришлось продираться сквозь дикую ночную метель, которая накрыла город. Мне даже вспомнился текст песни Сергея Кузнецова про метель.

В зимнем городе незнакомом,

Власть взяла в свои руки вьюга,

Стал хозяином снег.

Вьюга бродит от дома к дому,

Отделяя их друг от друга.

Нет, дороги к ним, нет.

И первым делом, добравшись до маленького, но уютного двухэтажного домика родственников, я вытащил блокнот и карандаш, и принялся записывать текст песни.

Заселили меня в комнату к моему пятнадцатилетнему кузену Томми. У него, кроме кровати, в комнате был маленький диванчик, что-то типа нашей «оттоманки». Но я со своим ростом идеально помещался на ней.

— Понаехали, — зло пробурчал двоюродный брат, когда меня оставили наедине с ним и застеленным диванчиком.

— Я могу попроситься переночевать в другом месте, — устало ответил я, и прихватив в руки уже снятые ботинки, пошёл на выход из комнаты.

— Стой! Подожди! Не делай этого! — кузен явно представил последствия для себя от моей жалобы. — Извини меня, Матти! Я не хотел! Честно! Просто день сегодня такой. Всё из рук валится, и я ничего не могу придумать по заданному мне, — извинился и с грустным лицом плюхнулся на стул и жалобно посмотрел на меня.

Его отец, дядя Вэйкка Саари, был человеком суровым и строгим. От одного его взгляда хотелось встать по стойке смирно и ходить строем. Служил дядька штурманом на коммерческом ледоколе. И именно его рассказы на свадьбе брата, куда приезжала и семья Саари, сподвигли меня вспомнить стишок «Ледокол», который я учил еще в детском садике. Кто был автор этого стиха я не знал даже тогда.

— И что у тебя не получается? — остановился напротив двоюродного братца с так и зажатыми в руках ботинками.

Бедный пацан, ему, видимо, просто не с кем было поговорить, поделиться проблемами и спросить совета. Он вывалил на меня ворох своих проблем в гимназии. Из этого, несколько бессвязного, монолога я узнал, что в их «шведской гимназии» можно разговаривать только на шведском и чистокровные финны, в его лице, от этого очень сильно страдают.

Ха! Это он-то чистокровный финн? У нас же матери шведки, пусть и на четверть, но всё равно. Вот отцы у нас финны. А его отец еще и из водоплавающих финнов. Саари, это остров на финском.

Гимназия уже полвека была разбита на два противоборствующих лагеря, финский и шведский. Но так-как финский был запретным языком в гимназии, то финноманы были априори в худшем положении. Борьба велась исключительно на шведском языке придуманными учениками стишками и речёвками. И вот, Томми тоже вызвался что-либо придумать для своих соратников по борьбе за правое дело, но у него ничего в голову не приходило. А тут ещё и мы приехали. Вот мальчишка и не выдержал.

— Пф, — фыркнул я. — Нашел о чём горевать. Сейчас придумаем.

Покопавшись в памяти, я ничего лучше кричалки от националистов из бывших республик СССР вспомнить не смог. Поэтому и озвучил только её, немного изменив.

— Чемодан — вокзал — Стокгольм! Подойдёт?

Мальчишка, несколько раз повторивший услышанное от меня, прям расцвёл на глазах и кинулся записывать текст, чтобы не забыть. А я, закинув ботинки в угол, принялся раздеваться, чтобы завалиться спать. Но не успел. Кузен, закончив писать, подскочил ко мне, схватил, поднял и закружил по комнате. Наверное от радости.

— А что это вы тут делаете? — вопрос братца Ахти остановил кузена, и я смог, вывернувшись из его объятий, юркнуть под одеяло на диванчике.

— Ахти! Твой брат гений! Ты знаешь это? — эмоционально воскликнул Томми.

— Ха! Мне ли это не знать! Ты что? Забыл? — и покосившись на меня, всё же продолжил. — Пойдём поговорим.

Мальчишки пошли обсуждать какие-то свои общие тайны. Они довольно сильно сдружились за те несколько дней, что семья Саари гостила у нас во время свадьбы Эса. Мне же было