Вскоре Ахти был напоен настойкой. И, о чудо, через десять минут дыхание его выравнялось, а слезы и сопли исчезли. А родственники, узнав от бабы Ютты, что это мой совет, насели на меня с допросами.

А что я мог им сказать? Твердил, как мантру, о прочитанной статье в шведской газете, какие частенько привозила матушка из города. Эти газеты у нас долго не задерживались, их исправно забирал отец на растопку коптильни, и бабули, которые выяснили, что газеты со свинцовым шрифтом, идеальная защита от моли.

Я раньше думал, что их, газеты, в девятнадцатом веке использовали как туалетную бумагу. Но ошибся. Туалетная бумага здесь присутствовала как отдельный вид бумажных изделий. В наших туалетах, на бронзовых крючках, висели, сшитые проволокой, пачки нарезанной желтоватой бумаги. Как отрывной календарь. Я конечно удивился наличию такой цивилизации в сельском туалете, но больше всего меня убило то, что эту бумагу выпускала компания Нокия.

Как-то летом, мы с дедом Кауко были в Улеаборге. И он там, кроме всего прочего, купил и десять пачек туалетной бумаги. Я как узрел на пачках знакомое название, так сразу принялся у него выяснять, что это и откуда.

— Нокия? — дед задумчиво почесал затылок. — Село такое есть, крупное, больше нашего Яали. Рядом с городом Тампере. И там её и производят. Наверное бумажная фабрика.

И вот сейчас дед Кауко наседал на меня в надежде выяснить содержимое якобы прочитанной мной статьи. Все остальные родственники горели тем же желанием. А самым активным выспрашивальщиком был Ахти, которому не терпелось узнать, сможет он курить или нет.

Пришлось сочинять на лету, что в газете писали про женщину, которая начинала задыхаться, и у неё шли слезы из-за употребления в пищу яиц.

— Точно! — воскликнула бабушка Тейя. — Совсем как у Сары Корхонен, жены лесничего. Та тоже не может яйца есть, такое же начинается.

Мама с бабой Юттой согласно покивали, а я продолжил рассказ о том, что той женщине от приступов помогали настойка валерианы и вдыхание кокаина. Кокаин я приплёл сюда только из-за того, что вспомнил, что в это время им лечили всё что только можно.

— И когда я увидел, что у Ахти такие же проблемы, как у той женщины, то вспомнил и про лекарство. Я думаю, что это у него от табачного дыма, — пролепетал я напоследок и поймал злой взгляд братца.

— Так, ясно, что ничего не ясно! Он же покуривал до этого и не задыхался! Надо ехать в Гельсингфорс, показать Ахти врачам в университетской больнице, — подвела итог мама.

Глава 9

— Пойдёмте смотреть ваш поезд, — произнёс брат Кауко, держа меня на руках. — Как я по вам соскучился, если бы вы только знали, — эмоционально признался он нам с Ахти, как будто мы не виделись с ним пару недель назад.

На вокзал Улеаборга мы приехали за час до отправления поезда. И изрядно замерзли в дороге, хотя и был уже конец марта. Здание вокзала встретило нас теплом двух топящихся печей и гомоном людей, ожидающих подачи состава. Там же, в закутке телеграфистов, мы нашли и Кауко, который, подменившись, вышел к нам.

И первым делом сграбастал меня в охапку и взял на руки. А я что? А я не против, пусть носит. Родители отправились в кабинет к херра Нюбергу, забирать у того наши билеты. Уж не знаю как, но матушке удалось уговорить отца купить билеты в первый класс. В отличие от остальной империи, в княжестве на железной дороге не было сословных делений, и наш родственник спокойно приобрёл нам билеты, о чём и сообщил в телеграмме. Как хорошо и удобно иметь рядом телеграфную станцию.

Билет в первый класс стоил двадцать пять марок на человека, за исключением меня. Мне билет обошёлся всего в четверть от полной стоимости в силу моего малолетнего возраста.

— А его, что? Уже подали? — спросил у Кауко Ахти.

— Да. Только не объявляли посадку. Пойдёмте, я вас с паровозной бригадой познакомлю. Отличные парни! — и поволок меня на улицу, опять на холод.

Кстати, мне в поездку бабушка Тейя нашла вязаную лапландскую шапку с ушами и узором с красивыми красными оленями. Почти такую, какую я видел на многих финнах моего времени. Всё! Сбылась мечта идиота. Буду теперь ходить в ней постоянно, как Кенни Маккормик в своём капюшоне. Вот надо же, имя мультяшного героя помню, а своё нет.

Паровоз оказался каким-то игрушечным. Я-то помнил советские паровозы, огромные и мощные машины. А тут, как на среднем американском западе. Низенькое нечто, с огромной трубой и тендером забитым дровами.

Зато при виде паровоза я вспомнил, что у нас в городе, перед вокзалом, тоже стоял на постаменте паровоз. Осталось только перебрать в уме все города с паровозами на юге России, чтобы вспомнить откуда я.

— Здарово, Кауко, — окликнул брата то ли машинист, то ли кочегар паровоза.

— И тебе не хворать, Мауно. Вот, братьев привел посмотреть на паровоз, который их сейчас повезёт.

— Всего лишь до Тампере. Там нас угольщик сменит. А этот мальчуган у тебя на руках, неужто сам Матти Хухта? Наш великий поэт? — и не дав Кауко ответить, обратился ко мне. — Хочешь в кабину? Посмотришь тут всё?

— Нет. Не хочу.

— Почему? — удивился парень, а братья тоже посмотрели на меня удивленно.

— У вас там грязно, я выпачкаюсь и получу от родителей, что испортит мне настроение от первой поездки по железной дороге.

— Ха-ха-ха! — заливисто расхохотался водитель паровоза так, что даже перекрыл своим ржанием бульканье воды в котле и шипение пара. — Вот теперь верю, что он гений, как ты про него рассказывал, Кауко. — сказал он моему братцу, отсмеявшись.

— Мауно! Митя виттуо? Почему ты манометры не протёр?! — послышался мужской рёв из кабины паровоза, и лохматая голова Мауно мгновенно пропала из бокового окна.

— Пойдёмте, вагоны посмотрим, — тут же сориентировался брат. — Это Карл орал на Мау, старший машинист, — счёл он нужным пояснить, скорее Ахти, чем мне.

Первым вагоном за паровозным тендером оказался зелёный двухосный почтово-багажный вагон. Потом, единственный в составе четырёхосный синий вагон первого класса. Наш вагон. И уже за ним, четыре трехосных вагона странной двухцветной расцветки. Одна половина — светло-коричневая, а вторая — зеленная.

— Кауко, а чего они такие разноцветные, — спросил я у нашего главного специалиста путей сообщения.

— Это вагоны-микст. В них объединены второй и третий класс.

— Зачем? — мне было и правда интересно, зачем делать такое и почему нельзя было пустить