— Слушаем тебя, Учитель.

Ли Куй дал им необходимые инструкции, и все трое, бесшумноповернувшись, исчезли из комнаты. Ли Фан проводил их уважительным взглядом исказал своему собеседнику:

— Что ж, господин Ли Куй, налейте мне, пожалуй, ещенемного рисовой водки.

***

В субботу Владимир Иванович приехал пораньше, мы толькоуспели позавтракать. Он совсем снял темные очки, подстриг бороду и выгляделвполне прилично. Мне он привез большую коробку шоколадных конфет, а Ромуальду —килограмм мяса, сказал, что хватит на неделю. Наивный человек, он и неподозревает, что обжора-зять объедает бедное животное.

Зять уселся за компьютер, Лизавета устроила стирку, вквартире было невозможно существовать, поэтому мы подхватили каждый своего Ромуи отправились на прогулку. Владимир — как-то незаметно я стала называть егопросто так, без отчества — сказал, что в больницу к теще сегодня поедет ееприятельница Вера Сергеевна, а ему поручили собаку.

Мы пошли в дальний парк, зашли в сторону от главной аллеи,где никого не было, и такс Рома даже полаял немножко на белку. В общем, мы всебыли очень довольны, что проводим выходной день с пользой для здоровья.Владимир все отгонял Ромку и пытался подманить белку соленым арахисом, нонахальный такс выхватывал у него орешки прямо на лету. Сквозь облака черезверхушки сосен проглядывало голубое небо, Ромка в синем комбинезонепроваливался в снег по самые уши, внук сладко спал, подставив мордочку слабомузимнему солнцу, и мне вдруг показалось, что я давно знаю человека, которыйнаходится рядом со мной. Усилием воли я стряхнула с себя наваждение.

Когда мы угомонились и уселись на скамеечке доедать орешки,мой новый лохматый друг посмотрел внимательно и сказал:

— Я вспомнил, где мы с вами встречались.

— Вы уверены? — упавшим голосом спросила я.

Теперь придется объясняться начистоту, неизвестно, как онотреагирует на историю с букетом и карточкой. Он может начать подозревать меня,а этого мне очень не хотелось, потому что человек, которого я видела третий разв жизни, начинал мне нравиться.

— Конечно уверен, — мягко сказал он, — я жехудожник, у меня очень хорошая память на лица. Я видел вас в переходе метро тринедели назад. Конечно, вы могли меня и не заметить, ведь перед вами проходяттысячи людей.

— Разумеется, я вас помню, — раздраженно прервалаего я, — внешность у вас колоритная, трудно не заметить.

— Почему же вы?..

— Не призналась, что видела вас раньше? Потому что мнебыло совестно. Ведь это я втянула вас в историю, сама того не ведая.

И я рассказала ему про карточку, про то, как мы с Людмилойпоменялись местами, про жуткий желто-розовый букет и про мужчину с фальшивымиусами.

Владимир слушал недоверчиво, но никаких скептическихзамечаний не отпускал, хотя я бы на его месте не верила ни одному моему слову.Я нервничала и торопливо пыталась все ему объяснить, но картина получалась,прямо скажем, невразумительная. Я сделала усилие и остановилась.

— Это все? — спросил он, как мне показалось,достаточно холодно.

— Не все, но вы лучше задавайте вопросы, а то я совсемзапуталась.

— Значит, вы стояли там и каждую пятницу ждали человекас букетом. Приходили разные люди, но букет был опознавательным знаком.

— На самом деле люди были одинаковые, то есть был одини тот же человек, — заторопилась я. — Я знаю, вы мне не верите, ноего походка… — Владимир Иванович внимательно выслушал мои умозаключения и кивнул,что меня несколько ободрило.

— Букет был таким страшным специально, чтобы никто егоне купил. Вряд ли хоть один человек в здравом уме захочет купить такие цветы.Ох, простите!

— Ничего, — улыбнулся Владимир. — Но именно вту пятницу нашелся ненормальный, которому понадобился такой букет.

А девчонка в ларьке была новенькая и продала его вам, ее неуспели предупредить! Кстати, вы уж меня простите, но зачем вам понадобилсятакой убийственный букет?

— Для одной знакомой, — усмехнулся он.

— И что, ей понравилось? — изумилась я.

— Вы даже не представляете, как сильно! —рассмеялся Владимир Иванович.

Я почувствовала укол ревности и страшно разозлилась сначалана него, а потом на себя.

— Аделаида — это такая женщина, — продолжал он, незамечая, что со мной творится, — ее многие терпеть не могут, а попробуй неявись на презентацию, она в порошок сотрет, перекроет все заказы, будешь потомс голоду помирать или яйца деревянные расписывать. Вот и захотелось мнесозорничать немного, подсунуть ей этакое страшилище — букет, за что ипоплатился. — Он потер затылок и поморщился. — И что же было в тойкарточке, что вы мне сунули? — задумался он.

— Честное слово, не знаю. А вы тоже не посмотрели?

— По-моему, обычная карточка, как все те, что дают впереходе, там были имя-отчество и телефон. Стало быть, из-за этой карточки весьсыр-бор. А почему бы вам не спросить вашу приятельницу прямо, что за страннаяистория?

— Она умерла, — брякнула я с маху. — И офис,где мы получали карточки, закрыт, никого там нет, мне даже деньги за последнююнеделю не заплатили.

— Вот как? — Владимир Иванович поднял брови.

— Почему вы мне не верите? — разозлилась я, мненадоело чувствовать себя виноватой. — Естественно, я позвонила ей потом,через неделю, когда увидела, что офис закрыт. И съездила к ней домой. Тамсоседка рассказала мне, что ее уже похоронили. Несчастный случай в метро, упалапод поезд.

— Однако… опять метро…

— Что вы так смотрите? — меня уже понесло. —Думаете, раз женщина, так и мозгов нет? Разумеется, я догадалась, что дело нечисто.Ведь Людмила в метро и войти-то не могла без содрогания. Значит, либо кто-тоназначил ей там вс??речу и она не могла не пойти, очень важное дело, либо кто-тонарочно ее туда затащил.

— Это довольно трудно сделать, — вставил Владимир.

— Да знаю я, знаю! Ну и что я, по-вашему, должна былапредпринять? В милицию идти? И там говорить про метро? Я не родственница, менябы и слушать не стали! А если подробно рассказывать про карточки, проКоординатора и про букет, то все просто решат, что я сбрендила. Офис закрыт,Людмилы нет в живых, а вы, я думаю, спасибо не скажете, если вас по этому делукак свидетеля привлекут.

— Верно, не скажу.

— Вот я и не хотела признаваться, что мы раньшевиделись. Такой день был хороший, гуляли, птички-белочки, а теперь опять тоска! —вырвалось у меня.

— Да уж, темная история. Но послушай, — в пылуразговора мы как-то незаметно перешли на «ты», — если все так, как тыговоришь, если смерть твоей подруги не случайна, то дело серьезное. Значит, тамдействительно большой криминал, раз так быстро уничтожили все следы.