Около полудня возле въезда на территорию Центра восточныхединоборств остановился «шестисотый» «мерседес» с затемненными стеклами.Охранник вызвал старшего, и тот, разглядев номер «мерседеса», позвонил поместному телефону руководителю Центра, который для своих людей носил скромноеимя Учитель, а для посторонних, в особенности для недоброжелателей — несколькопретенциозное имя Ли Куй. Те, кто в свое время одолел классический китайскийроман «Речные заводи», усмехались, слыша это имя, они знали, у кого онопозаимствовано. Но таких было мало.

Ли Куй, узнав, кто к нему пожаловал, распорядился открытьворота и сам пошел навстречу гостю.

«Мерседес» въехал на территорию Центра и остановился передкрыльцом. Дверцы распахнулись, из машины выскочили двое подтянутых охранников ипомогли выйти невысокому полному китайцу средних лет.

Ли Куй спустился по ступеням крыльца навстречу гостю ицеремонно поклонился. Гость сдержанно кивнул в ответ. На лице его была печатьстрадания, мешки под глазами говорили о бессонной ночи.

— Я несказанно рад видеть вас в своем скромном жилище,господин Фан.

— Слава, брось свои китайские церемонии, я не для этогоприехал, а для серьезного разговора.

— Прошу. — Ли Куй взял гостя под руку и повелвнутрь здания.

Телохранителей задержали при входе, босс повернулся к ним иприказал не вступать в пререкания. Вслед за хозяином он прошел через холл,увешанный китайскими свитками с рисунками тушью и цепочками иероглифов, затемчерез большой спортивный зал, где около тридцати молодых людей в такт восточноймелодии красиво, как балетные танцовщики, наносили друг другу удары ногами.Пройдя через зал, они оказались в небольшой полутемной комнате, обставленнойнизкой деревянной лакированной мебелью.

Хозяин усадил гостя в низкое кресло, подал ему белуюфарфоровую чашечку и налил из чайника подогретую рисовую водку. Гостьпоморщился:

— Слава, ты же знаешь, что я не пью эту дрянь.

— Дорогой господин Фан, — церемонно, но с ноткойиздевки в голосе сказал Ли Куй, — нельзя так отрываться от своих корней.Мы с вами китайцы, и мы должны чтить традиции своей великой родины. В концеконцов, я не требую, чтобы вы безукоризненно говорили на пекинском диалекте иумели писать три тысячи основных иероглифов, но выпить со мной чашечку рисовойводки вполне в ваших силах.

— Ладно, ладно, — Ли Фан поднес к губамчашку, — в конце концов, мы оба родились в России и чувствуем себя скореерусскими, чем китайцами…

— Вы — может быть, — неожиданно агрессивно ответилЛи Куй, — но я — нет. Итак, скажите мне, господин Фан, чем я обязан вашемупосещению после нашей прошлой, не слишком теплой встречи?

— Слава, я понимаю, что ты сейчас попляшешь на моихкостях. Я к этому готов. Согласись, что тогда ты наехал на меня без всяких кэтому оснований, ведь из того, что я китаец, как и ты, вовсе не следует, что ядолжен ложиться под твою крышу. У меня охрана хорошая, ты в этом сам убедился.

— Ах, господин Фан, как я жалею, что вы не хотитеусвоить утонченные манеры нашей великой родины! Что за выражения — «наехал»,«крыша»! Раз вы сегодня ко мне пришли по своей воле, следовательно, вы призналимою правоту!

— Слава, я согласен идти под твою крышу.

— Какие радостные слова! Что же вас заставило прийти ктакому мудрому решению?

— Какая-то сволочь убила мою жену.

— О, какое горе, господин Фан! — Ли Куй изобразилна лице горестное изумление, хотя информацию эту получил чуть позже самогоФана.

— Прекрати клоунаду! Мне больно, как еще никогда небыло. Я с трудом терплю эту боль. Она… она оказалась… Но я простил бы ей все,лишь бы она была жива. Я ее любил… — Рыдания заглушили последние слова Ли Фана,он закрыл лицо руками, плечи его мелко затряслись.

Ли Куй сидел напротив него с каменным лицом, ничем невыдавая своих эмоций.

Внезапно Фан убрал ладони и поднял лицо к своемусобеседнику. На лице его не осталось и следа минутной слабости, оно выражалотолько гнев и решимость.

— Ты знаешь, что я от твоих людей отбился и сноваотобьюсь, но я иду под твою крышу добровольно. Плата за это — убийца моей жены.Ты должен найти его и наказать. В милиции считают, что ее убила женщина, женатого жеребца… Они нашли там ее перчатку со следами пороха. Но я не верю вубийство из ревности, слишком все было бы просто. Сердце подсказывает мне, что здесьчто-то совсем другое. Узнай правду, найди виновного и накажи — и я добровольноперейду под твое покровительство.

Глаза Ли Куя радостно загорелись.

— Я рад, господин Фан, что вы наконец стали думать ичувствовать как настоящий китаец. Месть праведна, месть священна. Я помогу вамотомстить, но вы помните, что месть — это блюдо, которое подают хорошоостывшим.

— Я готов ждать, сколько нужно, — кивнул Ли Фан.

Ли Куй поднял с пола бамбуковую трость и ударил в небольшоймедный гонг. В комнату вбежал подросток в китайской одежде. Он остановилсяпосередине, поклонился и сказал:

— Слушаю, Учитель.

— Позови Юй Сяна, Бо Джина и Сюй Дэ. — Подростоктут же исчез.

Ли Фан покачал головой и сказал вполголоса:

— Ну и цирк ты здесь устроил. Тебе самому-то не смешно?

Ли Куй помрачнел:

— Господин Фан, если вам не важны и не интереснытрадиции нашей великой родины, то очень многим людям они помогают жить, уважаясебя, и придают силы для борьбы с врагами. Если бы не ритуал, который мы строгои неукоснительно соблюдаем, мы не были бы так сильны и не привлекали бы к себесердца столь многих.

— Ну хорошо, сам ты китаец, но ведь у тебя большеполовины людей — не китайцы.

Когда Великая Монгольская армия двигалась по просторам Азии,она, как снежный ком, собирала вокруг себя сотни народов, и эти народыроднились с монголами и забывали свое прошлое. Китайцы — это тоже множествонародов. Так и в моей семье собрались многие народы — киргизы, и казахи, икалмыки. Есть среди нас и русские, но все чувствуют любовь к великой китайскойкультуре, и для всех открываются врата Шаолиня…

В этот момент двери комнаты распахнулись и на порогепоявились трое молодых людей в шелковых широких штанах, куртках и деревянныхсандалиях. Все трое церемонно поклонились, и старший сказал за всех:

— Мы ждем приказаний, Учитель!

— Вы видите этого господина, — начал ЛиКуй, — это господин Фан, наш друг. Раньше у нас были некоторыеразногласия, но сейчас они забыты. У господина Фана большое горе. У негопогибла жена. Ее кто-то убил. Вас троих ждет важное дело. Вы узнаете истину,найдете убийцу жены господина и покараете его.

Старший из троих, носивший в Центре имя Юй Сян, а попаспорту Равиль Султанбеков, опять ответил за всех троих: