Странное имя, особенно для девушки. Это говорит о том, что у нее нет прошлого.

Во время Бунта малодушных были повреждены личные дела не только силентов, но и детей, что оставались в Ожидании. У некоторых не сохранилось даже имени. Кто-то из Совета предложил называть детей так, чтобы не было повторяющихся имен. Раньше у нас были и фамилии – но мы отказались от них давным-давно, когда только пришли сюда.

Фамилия обозначает принадлежность к семье – а мы потеряли свои семьи.

Там, далеко, в захваченном Арголисе, остались мой отец, дядя, старшая сестра – ей было семнадцать, когда я видела ее в последний раз, в тот день, когда мама повезла меня в научный центр на карантин…

Их лица почти стерлись из моей памяти.

Мне было три года. Время безжалостно к столь ранним воспоминаниям.

Мама погибла, когда мне было восемь. Смотритель… не усмотрел за ней. Ее лицо я помню в мельчайших деталях, помню, как она сидела рядом со мной, помню ее пустой, безучастный взгляд… Она была совсем рядом – и в то же время еще дальше, чем те, кто остался в Арголисе…

Я выныриваю из воспоминаний, когда Солара встает из-за стола, наконец расправившись с соком. Когда она отходит достаточно далеко, Никопол с шумом отодвигает свою тарелку.

– Ладно, – цедит она сквозь зубы. – Кто еще думает, что это безумие?

– Еще один курсант. Что в этом такого? – вполне миролюбиво произносит девушка с кудрявыми рыжими волосами, собранными в высокий хвост.

– Что в этом такого? – тоненьким голоском переспрашивает Никопол. – Что в этом такого?! Проснись, Паула! – раздраженно прибавляет она и, выбросив вперед руку, несколько раз щелкает пальцами перед лицом девушки, которая неприязненно морщится. Руку перехватывают.

– Не стоит грубить Пауле, Нико, – с предостережением в голосе говорит курсант с цветными прядями, сидящий между мной и Паулой. Та благодарно смотрит на него. «Клод», – выбито у него на жетоне. Никопол выдергивает руку и потирает запястье.

– Я что, одна это вижу?

Девушка, сидящая рядом со мной, со стуком откладывает ложку в сторону.

– Только ты видишь здесь проблему.

Никопол раздосадованно поджимает пухлые губы.

– Тогда попробую объяснить по-другому. – Она приподнимается и машет кому-то в другом конце столовой. – Эй, Макс!

К нашему столу подходит высокий курсант с короткой стрижкой. Он приветствует Никопол взмахом руки и обводит глазами всех сидящих. Взгляд его останавливается на мне, и он хмурится.

– Какого черта с вами сидит Смотритель?

– Это новый член нашего отряда. Идея Солары, – саркастично произносит Никопол.

– У нее жетон с эмблемой и браслет на руке. Значит, она уже курсант, – говорит Паула, и Макс переводит на нее тяжелый взгляд. – Подумаешь, форму не успела взять… – уже не так уверенно заканчивает она.

– Проснись, Паула, – холодно говорит Макс, – проснись и включи мозги. Как ты думаешь, почему на ней не старая рекрутская форма, а комбинезон Смотрителя? – Прищурившись, он подходит ближе, и мне совсем не нравится то, что отражается в его глазах. – Я ходил в рекрутах последние четыре года. И знаю каждого, кто сейчас находится в этой столовой. Но ее вижу впервые.

Звон. Это вилка выпадает из руки Паулы.

– Вот же черт… – ошеломленно бормочет она.

Все смотрят на меня.

– Она не была рекрутом, – заключает Макс.

Пауза затягивается. Взгляды, в основном настороженные, но Макс и Никопол смотрят на меня с неприязнью. Почему?

Молчание нарушает Макс:

– Мои соболезнования, Нико. Твой отряд только что слился.

Он криво улыбается и уходит с некоторой поспешностью.

Паула разочарованно стонет, роняя голову на сложенные руки. Клод успокаивающе поглаживает ее плечо, и девушка поворачивается к нему.

– И что мы теперь будем делать? Клод, ведь мы так хотели к Соларе, так старались, чтобы она взяла нас… Все напрасно? – Паула вздыхает, качая головой.

– Нужно решить, кто скажет остальным, – вновь слышу я глухой голос девушки, сидящей рядом.

– Юн будет в бешенстве, – замечает Клод. – Еще бы, у нас теперь в отряде совершенно бесполезный новичок.

– Это не так. – Как они могут говорить такое, ничего не зная обо мне?

– О, так ты умеешь говорить? – насмешливо усмехается Никопол. – Прибереги свои слова для Юна, – говорит она, поднимаясь.

Остальные тоже встают из-за стола. Я вздыхаю с облегчением: теперь хотя бы можно спокойно поесть. Аппетит возникает в одно мгновение – я за пару минут расправляюсь со всем, что на подносе, и только потом понимаю, что ничего не ела почти сутки. Покончив с едой, я оглядываюсь. Курсанты за соседним столом шепчутся, показывая на меня, но они умолкают, заметив, что я смотрю на них.

Просто буду это игнорировать.

Поднявшись, я иду к выходу из столовой. Там на стене висит схема всего уровня. Рассматриваю ее, пытаясь запомнить, что где расположено, но от изучения схемы меня отвлекает шум. Макс, выходя из столовой, толкает мальчика, и тот падает, роняя поднос с пустой посудой и планшет, который он держал подмышкой. Макс удаляется, мелодично насвистывая. Собирая посуду на поднос, мальчик поднимает голову – и я его узнаю. Это он помог мне вчера избавиться от отголосков.

Подойдя к нему, я приседаю и поднимаю планшет, отлетевший в сторону. На защитном чехле змеится длинная трещина. Заметив ее, мальчик огорченно вздыхает.

– Вот придурок, – бормочет он.

– Он хотя бы извинился? – интересуюсь я.

Мальчик мрачно смотрит на меня.

– Ага. Сказал: «Ой, я нечаянно». Прямо перед тем, как толкнуть.

– Тогда и правда придурок, – соглашаюсь я с ним, поднимаясь. Мальчик тоже встает, и я замечаю то, на что мне следовало обратить внимание в первую очередь.

На нем форма Корпуса, форма курсанта.

Все становится на свои места, когда вижу имя, выбитое под эмблемой. Оно мне уже знакомо. Берт, мальчик-проблема, о котором все столько говорят.

– Ты… Та к ты курсант, – только и удается мне выговорить.

Мальчик забавно поднимает бровь:

– А как я, по-твоему, оказался в казармах Корпуса?

– Я решила, что ты младший брат какого-то курсанта, – признаюсь я. – Думала, тебе просто разрешили жить вместе с родственником.

Мальчик хихикает и качает головой:

– А вот и не угадала. Не брат курсанта, а сын. Сын… двух капралов, если быть точным.

Я опускаюсь на корточки так, что наши глаза оказываются на одном уровне.

– Ты из Второго поколения, – пораженно выдыхаю я. Горло перехватывает.