— Сожалею, что не знала всего этого раньше, —сказала девушка, и в её карих глазах блеснули слёзы. На прощание онапо-дружески протянула Бладу руку.

— Почему? Разве это что-либо изменило бы? —спросил он.

— Думаю, что да. Жизнь очень сурово обошлась с вами.

— Могло быть и хуже, — сказал он и взглянул на неётак пылко, что на щеках Арабеллы вспыхнул румянец и она опустила глаза.

Прощаясь, Блад поцеловал её руку. Затем он медленнонаправился к палисаду, находившемуся в полумиле от дома. Перед его глазами всёещё стояло её лицо с краской смущения и необычным для неё выражением робости. Вэто мгновение он уже не помнил, что был невольником, осуждённым на десять леткаторги, и что в эту ночь над планом его бегства нависла серьёзная угроза.

Джеймс Нэтталл очень быстро добрался до плантации полковникаБишопа. Его тонкие, длинные и сухие ноги были вполне приспособлены кпутешествиям в тропическом климате, да и сам он выглядел таким худым, чтотрудно было предположить, чтобы в его теле пульсировала жизнь, а между тем,когда он подходил к плантации, с него градом катился пот.

У ворот он столкнулся с надсмотрщиком Кентом —приземистым, кривоногим животным, с руками Геркулеса и челюстями бульдога.

— Я ищу доктора Блада, — задыхаясь, пролепеталНэтталл.

— Ты что-то уж очень спешишь! — заворчалКент. — Ну что ещё за чертовщина? Двойня?

— Как? Двойня? О нет. Я не женат, сэр… Это… мойдвоюродный брат, сэр.

— Что, что?

— Он заболел, сэр, — быстро солгал Нэтталл. —Доктор здесь?

— Его хижина вон там, — небрежно указалКент. — Если его там нет, ищи где-нибудь в другом месте. — И с этимисловами он ушёл.

Обрадовавшись, что Кент удалился, Нэтталл вбежал в ворота.Доктора Блада в хижине не оказалось. Любой здравомыслящий человек на его местедождался бы доктора здесь, но Нэтталл не принадлежал к числу людей такого рода…

Он выскочил из ворот ограды и после минутного раздумья решилидти в любом направлении, только не туда, куда ушёл Кент. По выжженному солнцемлугу Нэтталл пробрался на плантацию сахарного тростника, золотистой стенойвысившегося в ослепительных лучах июньского солнца. Дорожки, проходившие вдольи поперёк плантации, делили янтарное поле на отдельные квадраты. Заметив вдалиработающих невольников, Нэтталл подошёл к ним. Питта среди них не было, аспросить о нём Нэтталл не решался. Почти полчаса бродил он по дорожкам впоисках доктора. В одном месте его задержал надсмотрщик и грубо спросил, чтоему здесь нужно. Нэтталл опять ответил, что ищет доктора Блада. Тогданадсмотрщик послал Нэтталла к дьяволу и потребовал, чтобы тот немедленно убрался.Испуганный плотник пообещал сейчас же уйти, но по ошибке пошёл не к хижинам,где жили невольники, а в противоположную сторону, на самый дальний участокплантации, у опушки густого леса.

Надсмотрщику, изнемогавшему от полуденного зноя, вероятно,было лень исправлять его ошибку.

Так Нэтталл добрался до конца дорожки и, свернув с неё,наткнулся на Питта, который чистил деревянной лопатой оросительную канаву.

Питт был бос, вся его одежда состояла из коротких и рваныхбумажных штанов. На голове торчала соломенная шляпа с широкими полями. Увидевего, Нэтталл вслух поблагодарил бога. Питт удивлённо поглядел на плотника,который унылым тоном, охая и вздыхая, рассказал ему печальные новости, суть которыхзаключалась в том, что необходимо было срочно найти Блада и получить у негодесять фунтов стерлингов, без которых всем им грозила гибель.

— Будь ты проклят, дурак! — гневно сказалПитт. — Если тебе нужен Блад, так почему ты тратишь здесь время?

— Я не могу его найти, — проблеял Нэтталл,возмутившись таким отношением к нему. Он не мог, разумеется, понять, в какомвзвинченном состоянии находится Питт, который к утру, после бессонной ночи итревожного ожидания, дошёл уже до отчаяния. — Я думал, что ты…

— Ты думал, я брошу лопату и отправлюсь на поискидоктора? Боже мой, и от такого идиота зависит наша жизнь! Время дорого, а тытратишь его попусту. Ведь если надсмотрщик увидит тебя со мной, что ты емускажешь, болван?!

От таких оскорблений Нэтталл на мгновение лишился дара речи,а потом вспылил:

— Клянусь богом, мне жаль, что я вообще связался свами! Клянусь…

Но чем ещё хотел поклясться Нэтталл, осталось неизвестным,потому что из-за густых зарослей появилась крупная фигура мужчины в камзоле изсветло-коричневой тафты. Его сопровождали два негра, одетые в бумажные трусы ивооружённые абордажными саблями. Неслышно подойдя по мягкой земле, он оказалсяв десяти ярдах[21] от Нэтталла и Питта.

Испуганный Нэтталл бросился в лес, как заяц. Это был самыйглупый и предательский поступок, какой он только мог придумать. Питт простонали, опершись на лопату, не двигался с места.

— Эй, ты! Стой! — заорал полковник Бишоп, и вследбеглецу понеслись страшные угрозы, перемешанные с бранью.

Однако беглец, ни разу не обернувшись, скрылся в чаще. В еготрусливой душе теплилась одна-единственная надежда, что полковник Бишоп незаметил его лица, ибо он знал, что у полковника хватит власти и влиянияотправить на виселицу любого не понравившегося ему человека.

Уже после того, как беглец был далеко, плантатор вспомнил одвух неграх, шедших за ним по пятам, словно гончие собаки. Это былителохранители Бишопа, без которых он не появлялся на плантации, с тех пор какнесколько лет назад один невольник бросился на него и чуть не задушил.

— Догнать его, чёрные свиньи! — закричал Бишоп,но, едва лишь негры бросились вдогонку за беглецом, он тут же остановилих: — Ни с места, проклятые!

Ему пришло в голову, что для расправы над беглецом нет нуждыохотиться за ним. В его руках был Питт, у которого он мог вырвать имя егозастенчивого приятеля и содержание их таинственной беседы. Питт, конечно, могзаупрямиться, но изобретательный полковник знал немало способов, для того чтобысломить упрямство любого своего раба.

Повернувшись к невольнику лицом, пылавшим от жары и отярости, Бишоп посмотрел на него маленькими глазками и, размахивая лёгкойбамбуковой тростью, сделал шаг вперёд.

— Кто этот беглец? — со зловещим спокойствиемспросил он.

Питт стоял молча, опираясь на лопату. Он тщетно пыталсянайти какой-нибудь ответ на вопрос хозяина, но в голосе теснились лишьпроклятия по адресу идиота Нэтталла.