— Что, что такое? — вскричал Блад.

Прерывистым голосом Питт, задыхаясь, поведал другу обо всёмслучившемся.

— Я буду гнить здесь… пока не скажу ему имя… зачем он…приходил сюда…

Блад поднялся на ноги, и рычание вырвалось из его горла.

— Будь проклят этот грязный рабовладелец! — сказалон. — Но мы должны что-то придумать. К чёрту Нэтталла! Внесёт он залог илинет, выдумает какое-либо объяснение или нет, — всё равно шлюпка наша. Мыубежим, а вместе с нами и ты.

— Фантазия, Питер, — прошептал мученик. — Мыне сможем бежать… Залог не внесён… Чиновники конфискуют шлюпку… Если дажеНэтталл не выдаст нас… и нам не заклеймят лбы…

Блад отвернулся и с тоской взглянул на море, по голубойглади которого он так мучительно надеялся вернуться к свободной жизни.

Огромный красный корабль к этому времени уже приблизился кберегу и сейчас медленно входил в бухту. Две или три лодки отчалили отпристани, направляясь к нему. Блад видел сверкание медных пушек, установленныхна носу, и различал фигуру матроса около передней якорной цепи с левой сторонысудна, готовившегося бросить лот.

Чей-то гневный голос прервал его мысли:

— Какого дьявола ты здесь делаешь?

Это был полковник Бишоп со своими телохранителями.

На смуглом лице Блада появилось иное выражение.

— Что я делаю? — вежливо спросил он. — Каквсегда, выполняю свои обязанности.

Разгневанный полковник заметил пустую фляжку рядом сколодками, в которых корчился Питт, и пальмовый лист, прикрывавший его спину.

— Ты осмелился это сделать, подлец? — На лбуплантатора, как жгуты, вздулись вены.

— Да, я это сделал! — В голосе Блада звучалоискреннее удивление.

— Я приказал, чтобы ему не давали пищи и воды до моегораспоряжения.

— Простите, господин полковник, но ведь я не слышалэтого распоряжения.

— Ты не слышал?! О мерзавец! Исчадие ада! Как же ты могслышать, когда тебя здесь не было?

— Но в таком случае, можно ли требовать от меня, чтобыя знал о вашем распоряжении? — с нескрываемым огорчением спросилБлад. — Увидев, что ваш раб страдает, я сказал себе: «Это один изневольников моего полковника, а я у него врач и, конечно, обязан заботиться оего собственности». Поэтому я дал этому юноше глоток воды и прикрыл спинупальмовым листом. Разве я не был прав?

— Прав? — От возмущения полковник потерял дарречи.

— Не надо волноваться! — умоляюще произнёсБлад. — Вам это очень вредно. Вас разобьёт паралич, если вы будете такгорячиться…

Полковник с проклятиями оттолкнул доктора, бросился кколодкам и сорвал пальмовый лист со спины пленника.

— Во имя человеколюбия… — начал было Блад.

Полковник, задыхаясь от ярости, заревел:

— Убирайся вон! Не смей даже приближаться к нему, покая сам не пошлю за тобой, если ты не хочешь отведать бамбуковой палки!

Он был ужасен в своём гневе, но Блад даже не вздрогнул. Иполковник, почувствовав на себе пристальный взгляд его светло-синих глаз,казавшихся такими удивительно странными на этом смуглом лице, как бледныесапфиры в медной оправе, подумал, что этот мерзавец-доктор в последнее времястал слишком много себе позволять. Такое положение требовалось исправитьнемедля. А Блад продолжал спокойно и настойчиво:

— Во имя человеколюбия, разрешите мне облегчить егострадания, или клянусь вам, что я откажусь выполнять свои обязанности врача ине дотронусь ни до одного пациента на этом отвратительном острове.

Полковник был так поражён, что сразу не нашёлся, чтосказать. Потом он заорал:

— Милостивый бог! Ты смеешь разговаривать со мной подобнымтоном, собака? Ты осмеливаешься ставить мне условия?

— А почему бы и нет? — Синие глаза Блада смотрелив упор на полковника, и в них играл демон безрассудства, порождённый отчаянием.

В течение нескольких минут, показавшихся Бладу вечностью,Бишоп молча рассматривал его, а затем изрёк:

— Я слишком мягко относился к тебе. Но это можноисправить. — Губы его сжались. — Я прикажу пороть тебя до тех пор,пока на твоей паршивой спине не останется клочка целой кожи!

— Вы это сделаете? Гм-м!.. А что скажет губернатор?

— Ты не единственный врач на острове.

Блад засмеялся:

— И вы осмелитесь сказать это губернатору, которыймучается от подагры так, что не может даже стоять? Вы прекрасно знаете, что онне потерпит другого врача.

Однако полковника, охваченного диким гневом, нелегко былоуспокоить.

— Если ты останешься в живых после того, как моичерномазые над тобой поработают, возможно, ты одумаешься.

Он повернулся к неграм, чтобы отдать приказание, но в этомгновение, сотрясая воздух, раздался мощный, раскатистый удар. Бишоп подскочилот неожиданности, а вместе с ним подскочили оба его телохранителя и даже внешненевозмутимый Блад. После этого все они, как по команде, повернулись лицом кморю.

Внизу, в бухте, там, где на расстоянии кабельтова[22] от форта стоял большой красивый корабль, заклубились облакабелого дыма. Они целиком скрыли корабль, оставив видимыми только верхушки мачт.Стая испуганных морских птиц, поднявшаяся со скалистых берегов, с пронзительнымикриками кружила в голубом небе.

Ни полковник, ни Блад, ни Питт, глядевший мутными глазами наголубую бухту, не понимали, что происходит. Но это продолжалось недолго —лишь до той поры, как английский флаг быстро соскользнул с флагштока на грот-мачтеи исчез в белой облачной мгле, а на смену ему через несколько секунд взвилсязолотисто-пурпурный стяг Испании. Тогда всё сразу стало понятно.

— Пираты! — заревел полковник. — Пираты!

Страх и недоверие смешались в его голосе. Лицо Бишопапобледнело, приняв землистый оттенок, маленькие глазки вспыхнули гневом. Еготелохранители в недоумении глядели на хозяина, выкатив белки глаз и скаля зубы.

Большой корабль, которому разрешили так спокойно войти подчужим флагом в Карлайлскую бухту, оказался испанским капером[23].Он явился сюда не только для того, чтобы расквитаться за кое-какие крупныедолги хищного «берегового братства», но и для того, чтобы отомстить запоражение, нанесённое «Прайд оф Девон» двум галионам[24],шедшим с грузом ценностей в Кадикс. Повреждённым галионом, скрывшимся с полябитвы, командовал дон Диего де Эспиноса-и-Вальдес — родной брат испанскогоадмирала дона Мигеля де Эспиноса, очень вспыльчивого и надменного господина.