Я налила себе четверть стакана коньяка «для сугрева», но «сугреться» не успела. Со стаканом в руке и открытым ртом меня застал угрюмый из-за позднего вызова следователь Андрюша Мельников.

— О! Иванова! — кровожадно потер он руки. — А кто говорил, что на рабочем месте не пьет? А ну поставь посуду, будем разговаривать.

— Я не на рабочем месте, — огрызнулась я.

— Рабочее место у тебя осталось в склепе, — подхватил Мельников. — Как нам дедок доложил, ты там ночевала. Пошли, покажешь, что к чему.

Пришлось тащиться с ним к гробнице графини Рязановой и по совместительству — Виолетты Гольдберг. Мой рассказ привел знакомого следователя в затруднительное положение: и посмеяться тянет, и обидеть меня не хочет. Хорошо хоть уступил свою кожаную куртку.

— Теряешь квалификацию, — заявил он после осмотра места преступления. — Чуть не сбили машиной, а номер не запомнила, увидела труп и растерялась, подпустила к себе убийцу. Эх ты, мисс Марпл тарасовская!

— Если бы за тобой охотились двадцать четыре часа в сутки, ты тоже кое-что бы потерял.

— Кстати, у тебя ведь пушка была, а у убийцы нет.

— Почему ты так решил?

— Тогда и тебя, и ту девушку он бы застрелил, а не бил бы по голове. Ей, правда, досталось куда больше, чем тебе.

— Чем он ее убил?

— Предположительно небольшим тупым предметом — палкой, дубиной, тростью, прутом. За окончательным результатом обращайся завтра. Возможно, обыскав кладбище, найдем и само орудие убийства.

— Удар был нанесен сзади?

— Да. Похоже, ее поймали на тот же трюк, что и тебя. Только в гробу тогда стояла лишь одна свечка. Под телом мы обнаружили наплыв воска.

— А следы преступника?

— К сожалению, тут везде трава и вся — примята.

Я чувствовала себя усталой и разбитой, хотелось поскорее залезть в ванну и позабыть обо всем. Равнодушно проследила за извлечением из саркофага Виолетты, подумала лишь, что так же вот могли доставать и меня месяцев через пять-шесть или даже позже. Опознали бы по содержимому сумки и зубной карте…

Посмотрела на часы — уже без пятнадцати три! Присвистнула и вяло засобиралась. Меня подвезли к дому и проводили до этажа. Обещали позвонить и узнать о самочувствии.

Я налила себе апельсинового сока и забралась в теплую ванну с успокаивающей солью. Расслабилась. Одно радовало — убийца теперь должен оставить меня в покое. Хотя бы на пару дней. Хотя бы на пару часов…

Около четырех я забралась в постель и выключила свет.

И тут зазвонил телефон.

Пошарила в темноте рукой, взяла трубку.

— Алло.

Молчание.

— Привет, подонок, — усмехнулась я. — Ты опять проиграл, а я вновь жива и невредима.

— Ты скоро умрешь, — пообещали мне почти беззвучно.

— Держи карман шире!

На этот раз первой трубку бросила я. И подумала, засыпая: откуда они узнали, что я дома? Наверное, позвонили просто проверить… Но почему в четыре часа ночи?

Проснулась я от звонка. Посмотрела на часы — начало девятого. Опять преступники балуются. Дотянулась до провода и выдернула его из розетки. Перевернулась на другой бок, закрыла глаза. Сон не шел, зато появились беспокойные мысли. Например, о том, что пора посетить квартиру своего «папочки» и поискать анонимку.

Делать нечего, надо вставать. Первым делом я достала вещие многогранники, чудом уцелевшие прошлой ночью. Если бы я бросила сумку на землю, как свой плащ, убийца забрал бы все, и неизвестно, заполучила бы я ее когда-нибудь назад.

Крепко зажмурилась и спросила:

— Что меня ожидает сегодня?

Раскрыла ладони и уронила кости на стол. Они ответили: 33+19+8. «Вас ожидает чья-то ранняя смерть».

— Чья? — переполошилась я. — Уж не моя ли? Нет, милые, потрудитесь еще разок. Каким испытаниям сегодня подвергнется конкретно моя жизнь и мое здоровье?

Кинула снова. Кости покладисто сложились в комбинацию, сначала мне показалось, что в ту же самую. Но нет, у страха глаза велики. 33+19+4. Умирать мне рановато, а вот «возможность пострадать от руки злоумышленника» вполне существует. Вопрос: до какой степени пострадать? До летального исхода? Переспрашивать я не рискнула.

Заварила крепкий кофе, пожарила яичницу — когда еще удастся перекусить в следующий раз?.. За окошком ярко светило солнышко, обещая теплый день. Это хорошо, так как из-за козней моих врагов я осталась без верхней одежды: плащик свистнули на кладбище, куртку испортили животные. Памятуя о предстоящем барбекю, оделась в спортивно-загородном стиле: майка, ковбойка, джинсы и тонкая ветровка. На ноги — кроссовки, на плечо — сумку, на нос — темные очки.

На лестничную клетку вышла с соблюдением всех мер предосторожности, но, как ни странно, ничего не произошло. Спустилась вниз — ничего! Вышла во двор — ничего!

— Только приготовишься пострадать от злоумышленников, — с досадой пробормотала я, ловя такси, — а они про тебя забывают. Неожиданность им подавай, театральные эффекты. Почему другим достаются ординарные враги, использующие пули и ножи, а мне, как всегда, оригиналы и сумасброды? То кирпич на голову, то кошки в лифте, то клюшкой по голове.

— Сама с собой разговариваешь?

Я резко обернулась — метрах в двух сзади стоял Лев и улыбался.

— Привет. Какими судьбами?

— Проезжал мимо, смотрю, сестра голосует. Грех не подвезти. Ты живешь неподалеку?

— Ночую.

— Ночевать надо с женихом, а не то он найдет какую-нибудь симпатичную подушку-подружку.

— Не учи ученого. Сам-то один спишь… или с каким-то другом? С тем, у которого окна на дом Ромы выходят?

— Уела! — Лев поднял руки кверху. — Пошли, красавица, прокачу с ветерком.

Мы направились к синему «Фольксвагену» не первой молодости. Если бы за ним тщательно ухаживали, холили и лелеяли, он выглядел бы лет на десять моложе. Но его хозяин относился к категории людей, живущих по принципу: «использовал — и выбросил», а также «вежливость — выдумка для дураков». Дверцу он передо мной не открыл.

— Собираешься на пикник? — бросил мне «брат», садясь.

— Да. А ты?

— Уговорили, — хмыкнул он. — Мария Сергеевна любого достанет. Знаешь, что я подумал? Было бы забавно, если бы на наше сборище внезапно явилась Виолетта. Вот был бы переполох! Как ты считаешь?

Я вспомнила, что никто из моих «родственников» еще не знает о страшной гибели третьей жены Александра Самуиловича. По крайней мере, если никто из них не имеет к произошедшему вчера ночью отношения. Надо будет сообщить, когда соберемся все вместе, и посмотреть на реакцию.