«Поторопились товарищи». Отец: «Не помешает ли все это моему выдвижению на предстоящих выборах в академики?» Ежов: «Не помешает»«[64].

Тридцатидевятилетний Владимир вернулся в этот дом. Казалось, что он ведет себя, будто ничего не случилось, хотя, запираясь в кабинете, Фок с трудом сосредотачивался на работе. Вскоре физика и правда приняли в академики АН СССР. «Академиком» стали называть и жившего на кухне этого дома черно-белого кота, потому что незадолго до выборов Фоку приснилось, что вместе с ним звание дали и коту по фамилии Фог. «Вот как неудобно — и фамилии похожи, и адрес одинаковый, путать будут» [65] — размышлял ученый во сне, а в торжественный день первым делом пошел на кухню и пожал коту лапу.

С началом Великой Отечественной войны закрылась страница истории Лермонтовых-Фоков в этом доме. Еще в начале блокады Ленинграда Владимир Фок получил приказ покинуть осажденный город — вместе с семьей он отправился в Елабугу. Екатерину Лермонтову тоже обязали эвакуироваться вместе с Геологическим институтом, однако женщина отказалась оставлять больную мать. Ученую, проработавшую в институте двадцать лет, незамедлительно уволили. Лермонтова потеряла не только дело всей жизни, но и продуктовые карточки, которые, как безработной, ей теперь не полагались.

В стенах огромной и такой пустой теперь квартиры, залетая в выбитые бомбежками стекла, гулял ветер. Обессиленные Екатерина Антоновна и ее дети — пятидесятичетырехлетний Владимир и пятидесятидвухлетняя Екатерина — снова остались здесь одни, как когда-то двадцать лет назад. В ноябре 1941 года на второй месяц блокады погиб Владимир. Следом за ним — мать. Екатерина ненадолго пережила своих близких. Она умерла в январе 1942 года, на четвертый месяц блокады и была похоронена в одной из братских могил. Ветвь дворянского рода Лермонтовых, к которой принадлежал отец женщины, на ней завершилась. Вернувшись в Ленинград после войны, Александра Фок нашла свое родовое гнездо, почти век бывшее домом Лермантовых (Лермонтовых), разграбленным и занятым неизвестными людьми.

Литература

Фок В. А. II Репрессии ученых: биографические материалы // Институт истории естествознания и техники имени С. И. Вавилова РАН. - ihst.ru.

Всеобщая адресная книга С.-Петербурга, с Васильевским островом, Петербургской и Выборгской сторонами и Охтой: в 5 отд-ниях / И. И. Рынкевич; предисл. Г. Гоппе и Г. Корнфельда. — Санкт-Петербург: Гоппе и Корнфельд, 1867–1868.

Гэйденрейх Богуслав Богуславович (Деолаус-Генрих Фон) // Члены Академии / Российская академия художеств. — rah.ru

Груздева Е. Н. Екатерина Владимировна Лермонтова. К 120-летию со дня рождения: о выпускнице Жен. пед. ин-та (1889–1942), ученом-палеонтологе, ученице Г.Г. фон Петца, К. К. Фохта, В. А. Догеля / Груздева Елена Николаевна // Вестник Герценовского университета; РГПУ. — СПб., 2009. - № 2 (64).

Жуков В. Ю. Пулковское дело // Репрессированные геологи. — М.-СПб., 1999.

Коренев Л. И. Особая ветвь родословного древа Лермонтовых. — korenev.org. Лермантов, Владимир Владимирович II Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890–1907.

Лермонтова А. В. Из воспоминаний // Загорулько В. И. Лермонтовы: Очерки о великом поэте и его родственниках. — СПб., 1998.

Лермонтова Екатерина Владимировна И Большая советская энциклопедия: в 30 т. / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М.: Советская энциклопедия, 1969–1978.

Малахов Я. С. Владимир Владимирович Лермантов // Успехи физических наук. — Т. 58.- 1956.

Маяковский В. Владимир Маяковский. — М.: 1931.

Прохоров Л. В. В. А. Фок — классик XX века. — Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 4. Вып. 4. 2009.

Родословная Лермонтовых // Лермонтовская энциклопедия / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом); Науч. — ред. совет изд-ва «Сов. Энцикл.»; Гл. ред. Мануйлов В. А. — М.: Сов. Энцикл., 1981.

Фок М. В. Воспоминания об отце // ВИЕТ. - 1993. - № 2.

Дом Гурьева

(1820-е гг.) Фонтанки наб., 27

«Они поселились в доме Гурьева на Фонтанке и открыли дом, взяли ложу во французском театре. Повар их Lallemand был лучший в Петербурге и делал des dîners tins (изысканные обеды). Дипломатический корпус, падкий на хороший обед, часто посещал их дом… <…> Ливрея была синяя, а панталоны коричневого цвета, оливковые чулки и башмаки, упряжь была русская. Повар был француз, но для Стефани особенно готовила жена ее возлюбленного Сергея Никитина, который стоял за ее стулом, и она с ним разговаривала. Ей готовили щи или борщ с пирожками, кулебяку, жареный картофель с луком, яичницу с луком, варенье, и она пила брусничную воду. <…>

Французской кухни она не касалась. M-r Lallemand огорчался, учился русской кухне; но она ему не давалась. <…> Во время беременности Стефани ела воск, от нее прятали воск, даже восковые свечки. На бале она подошла ко мне и сказала: «Je n’aime et ne veux que les bougies en belle cire et je voudrais toutes les manger» («Я люблю и хочу только свечи лучшего воска, я хотела бы их все съесть» — фр.). <…> Эти свечи свели ее в гроб, заклеив ее внутренность» [66].

Дом, занимаемый австрийским послом и свояком декабриста Трубецкого, где и произошел арест последнего в 1825 году, спустя три года открыл свои двери еще одному декабристу — двадцативосьмилетнему графу Льву Витгенштейну. Витгенштейн поселился в трехэтажном (дом был надстроен до пятиэтажного спустя век) особняке со своей новоиспеченной восемнадцатилетней женой Стефани.

Здание принадлежало вдове и детям недавно умершего министра финансов графа Дмитрия Гурьева, оставшегося в истории не столько благодаря своей правительственной карьере, сколько благодаря любви к изысканным кушаньям: «Гурьев недаром путешествовал за границей: он там усовершенствовал себя по части гастрономической. У него в этом роде был действительно гений изобретательный, и, кажется, есть паштеты, есть котлеты, которые носят его имя» [67]. Обеды у Гурьева, в том числе и в этом доме, где он поселился лишь в старости, за два года до